Чужая звезда Бетельгейзе. Галина Полынская
дверь – в покоях Сенаторов они не запирались, и вошел.
– Апрель! Ты не спишь?
Он спросил это на всякий случай, сон у первого Сенатора был чуткий, он сразу бы проснулся, как только приоткрылась дверь. Удостоверившись, что его и вправду нет, Титрус решил подождать. Не зажигая светильников, он присел в кресло у окна и вытянул ноги. Тихо, тихо… будто за окнами ничего не бытовало, кроме бездонного ночного неба с бесшумными дорогами звезд.
Захария бежал, покуда не обнаружил глубокую яму с торчащими из стен черными корнями. Деревьев не было, а корни были. Он прыгнул в яму, следом полетела Кара.
– Давай! – крикнул Захария и упал на дно.
Буквально в следующую минуту в воздухе возникло напряжение и стало расти с каждым мгновением. Упругие волны расходились как от эпицентра взрыва, стало трудно, почти невозможно дышать.
– Что он делает? – прошептала Кара, борясь с желанием подняться на поверхность и посмотреть на Грэма.
– Сжигает кислород… – перед глазами Захарии поплыли разноцветные круги.
– Зачем?
– Да просто так, – рассердился юноша, – зачем он нужен? Давай я тебе всё позже объясню, если не задохнусь, конечно!
Сидя в темноте и тишине, Титрус слушал прерывистое биение своего сердца – в последнее время оно что-то совсем разладилось: то гнало как безумное, то еле прослушивалось. Кроме этого рваного биения ничто не тревожило тишину. Внезапно раздался какой-то тихий щелчок, и в стене напротив приоткрылась дверь. Резанула полоска света. Показался высокий силуэт, в котором Титрус безошибочно признал Апреля – тот застегивал крепления мантии. Титрус почувствовал себя крайне неловко, будто тайком пробрался в чужую спальню. Ощутив присутствие постороннего, Апрель замер, вглядываясь в темноту.
– Кто здесь? Ты, Титрус?
– Да, – откашлялся старик, – извини, что…
Апрель скрылся на мгновение за потайной дверью и вынес светильник. От него быстро зажег напольные подсвечники. Когда посветлело, никакого намека на дверь уже не было – только стена и зеркало на ней.
– Извини, что зашел в твое отсутствие, – Титрус неловко выбрался из кресла. – Никак не могу уснуть, измучался совсем.
– Ничего страшного, – Апрель улыбнулся тонкой, ничего не значащей улыбкой. – Хочешь, вместе отужинаем?
Титрус не хотел, но согласился.
– Сейчас позову кого-нибудь.
В дверях он остановился, обернулся и, глядя на Титруса глазами так похожими на подкрашенный лед, произнес:
– Я очень тебя прошу, не говори никому об этой двери. Там нет ничего интересного, просто пара комнат, где я могу побыть один.
– Конечно, конечно, – поспешно закивал Титрус, все еще чувствуя себя крайне неловко.
– Можно выходить!
– Наконец-то, – пробормотал Захария, поднимаясь со дна ямы.
Пламя Кары потускнело, она едва двигалась.
– Если хочешь, садись мне на плечо.
Она благодарно согласилась.
– Не