Чужая звезда Бетельгейзе. Галина Полынская
день, когда от всей Альхены ничего не останется.
– Получается, мы беду принесли на эту планету?
– Получается так.
– А как-то исправить положение можно?
Наставник промолчал, лишь поднял взгляд к потолку и принялся изучать резную отделку.
– Вот что, Грэм, – сказал Титрус, – не задавай больше вопросов, все ответы ты найдешь в самом себе. Изучай себя, свое сердце и ты во всем разберешься самостоятельно, главное, чтобы ты понял, кто ты, кем являешься. Не важно, как тебя называют – альхенцем или демоном, главное то, что ты сам о себе поймешь.
– Почему душа красного цвета? – спросил парень.
Апрель с Титрусом пожали плечами.
– У души вообще есть цвет?
Наставники снова пожали плечами.
– Никаких двойников, – Грэм поднялся из-за стола. – Я пойду сам, посмотрю, что там за колокола такие.
– Мы бы не… – начал Титрус.
– Как вы не поймете, что ни один двойник не сможет сделать того, что предназначено мне? Неужели вы предлагаете мне медленно сходить с ума в уютной тиши вместо того, чтобы попытаться разобраться с этим мрачным предначертанием? И теперь еще я очень хочу понять, что же такое «демон», всё до конца, добраться до самого дна этого слова.
Титрус хотел что-то сказать, но Апрель остановил его холодным взглядом. Грэм направился к выходу. Впервые ему не хотелось разделить трапезу со своими наставниками, не хотелось слушать их неторопливые плавные беседы. Листок с мрачным текстом будто отделил его от Титруса и Апреля, встав меж ними тонкой стеной отчуждения.
– Что думаешь, Апрель? – Титрус смотрел на дверь, закрывшуюся за спиной юноши.
– Пускай идет, раз ему так хочется.
– А если он пропадет?
– Пропадет, так пропадет.
– Как же… – Титрус заглянул в глаза Апреля и осекся.
Толкнув ногой тяжелые двери, Грэм вошел в длинную комнату с вырубленными в каменных стенах высокими узкими окнами. Длинный стол, ряды деревянных кресел с высокими спинками – здесь частенько собирались демоны и пили тягучие вина за долгими ночными разговорами. У окна стоял компаньон Грэма – Захария.
– Что случилось? – Захария сразу заметил, что юноша расстроен.
– Да так…
Он подошел к окну, оперся локтями на гладкие камни, столь плотно пригнанные друг к другу, что они казались единым монолитом, и выглянул наружу. Сухой ветер, наполненный ароматом далекого разнотравья и близкой свежестью оградительного рва, отчего-то казался неприятным, тревожным. Захария смотрел на четкий профиль Грэма внимательными глазами бледно-сиреневого цвета. Прозрачные и светлые, на свету они казались розоватыми. В отличие от Грэма, носившего длинные, по плечи волосы, Захария стриг свои черные шелковистые кудри и никогда не отпускал их длиннее.
– Что произошло, Грэм?
– Апрель с Титрусом показали мне какое-то странное мрачное письмо с туманными строчками, из которых следует, что…
– Я знаю,