Зависимость. Гарри Уайкс
и ты уже мертвый лежишь подле нее. Она упала, звонко брякнув и испарилась, как жизнь твоя. Простая, но в то же время запутанная, ушла от тебя. Душа летит, откуда не вернется. Где-то там, что ближе к сердцу, покалывало и давило временами, её больше нет. Безумно быстро умирает и медленно воскресает. Увидев пластичную резину, которой мягко обтянуло череп, ты не в себе. Молчишь, стоишь и громко изнутри кричишь. Кипит твой разум, безмятежно стекает по щеке слеза. Ты помнишь как он жил и что творил? Конечно, да. Ты любишь или разлюбил? Наверно не то, и не другое. Ты равнодушен? Конечно, нет! Я помню, как еле передвигал ногами и делал то, что для нег
о великий подвиг. Шагал он тяжко, задыхаясь, при каждом вздохе поднимая голову, сверкая зрачками, пытаясь разглядеть Иисуса. Пытаясь попросить помощи, таблеточки заветной. Но ответа нет, лишь ветер с севера рисует на щеках замерзшие узоры. Поверить в то, что так все быстро, я не могу. Извольте, вы понимаете какая это мука, держать его закрытые глаза на руках, скрестив голени и опустив смиренно голову? Ведь он не придет, не скажет ни привет, ни как дела. Лишь молча он лежит и недвижим. Все прекратилось для него, и он не в состояние терпеть столь сильные тяжелые минуты, что сладкий запах воздуха щекочет легкие. Его слишком мало, как и времени, текущего из пожарного гидранта. Мы все когда-то ляжем и уснем. Навеки, и нас внезапно все возлюбят. Но знайте что, скажу я Вам, люби сейчас, пока он с вами. Пока он ждет тебя с учебы, оценок, разговора ежедневно, посиди ты с ним. Ведь он уйдет, ты это конечно вспомнишь, но будет слишком поздно; придёт самое худшее – никогда.
«Когда-нибудь я полюблю мучения, и все, что убивает изнутри. Но, внезапно, в одно мгновение ты теряешь интерес буквально ко всему, глотая слезы, плюешься на пыль дорог, стараешься заметить ту, что зацепит и потащит за собой. Влюбиться и не отойти от мысли, что хочешь ты ее… на ней жениться. Обзавестись детьми, влюбить в них мир. Воспитывать, прикладывая немало сил. Но сам все ближе и ближе к земле…»
– А, после смерти ты стоишь безмолвный, придя домой из другого дома. Сумки остаются полу, кисти ослабели. Туман заграждает, и ты опускаешься в немом падении. Жестокий злой взгляд, быстро поднимающаяся и опускающаяся грудь, истошные звуки изнутри души, слеза течет и не останавливается ни на секунду. Ты теряешь его. Навсегда. Он ушел и не вернется. Сидел, молчал, порой лежал и не возникал. Изрядно он кричал, но только потому, что все внутри ломается и рушиться. Скрепят суставы, загнивают кости, ломается воля. Он съежен, сомкнут. Крепкие цепи держат его, грызя остатки сердца. Кровь стекает по голове, и он недвижим. Раньше вы вместе обсуждали все, политику включая, параллельно говоря о кризисе в стране и доказывая, что нету лучше «Карбоне». Он ругал тебя, обзывал и говорил… Все потому, что он тебя любил. Причем так сильно, что описать все сложно. Грубый и ворчливый он жаждал счастья лишь тебе. Любви он другой не знал, как забота о тебе. Молчать, потом сквозь скрип в душе отпускать гулять тебе чуть позже, чем обычно. Вытаскивал из любого дерьма, в котором ты тонул стократно. Он забрал его…
– Кого?
– Кусочек сердца…
– Надолго?
– Навсегда…
– Так