Оазис человечности. Марк Веро
по ступеням, заросшим кустарником, было не так просто.
Девушка замерла, сомнения одолевали ее. Но даже в миг тревоги вера не покидала ее; и благородная осанка, великодушные глаза ее внушали почтение. Так, высокая душа, преодолев земные страдания, замирает в предчувствии нового этапа жизни, и трепет охватывает ее и на какой-то миг сковывает желания и устремления.
Прождав так несколько минут, юная чистая душа успокоилась, насколько это было возможно. Решимость вспыхнула, как лучина в костре, занялась пожаром сердца. И направив стопы к ступеням, ведущим в храм, отважная девушка стала продираться сквозь непроницаемые заросли кустарника. Твердый от зимнего холода, он до крови царапал, прорезая тонкую тунику. С трудом добралась она до входа и оперлась одной рукой о массивную колонну. Тяжелые своды нависали сверху, грозясь вот-вот обрушиться, стены все испещрены рисунками злаковых и культурных растений. Были тут и виноградные лозы, которые, казалось, готовы были обвиться вокруг утомившегося путника, защитить и скрыть его от любопытных глаз, напоить, чтобы беды скорее забылись; здесь же были нарисованы и амфоры различной формы; были и сценки из жизни обычного сельского труженика. Прочие витиеватые рисунки были неясного смысла, но, наверное, повергали глубоко верующих людей в благоговейный страх и трепет – тогда-то и рождались столь важные под всяким божьим сводом почтение перед неведомой силой и осознание собственной немощи.
Но не об этом сейчас думала беглянка: в другой руке она держала кусок пергамента, на котором были высечены символы и образы, не имеющие ничего общего с латынью. Она раздумывала и вслушивалась в тишину. Удивление заставило ее забыть о боли. Это был запах – хорошо знакомый: пахло человеком. Людской запах для тонкого чутья столь же разительно выделяется, как восковая табличка на черном дубовом столе. Чувствовалось, будто бы люди побывали здесь всего несколько часов тому назад, самое большее – день. Это придало силу и вернуло надежду: растерянность, которая охватывает в роковые часы жизни даже смелые и отчаянные натуры, покинула ее.
Помимо неопределенности девушка изнемогала от усталости – изнурительный бег совсем ее вымотал. Но только теперь почувствовала, когда утомительное возбуждение и волнение прошли, уступив место спокойствию и взвешенным мыслям.
Собрав всю волю, она превозмогла себя и, сверившись с листиком, пошла к дальнему портику[5] – строгим рядам колонн, четко проступавших на фоне природы. Пересечь довольно-таки немалое расстояние оказалось бы сущим испытанием для расстроенных нервов любой девушки, пережившей те же события, что и эта беглянка. Чудилось, что вытерпеть столько горя, сколько вынесла эта девушка, не сможет ни одно страждущее сердце.
Каждый шаг отдавался в помещении гулким эхом, как будто капля в полном молчании падает с высоты человеческого роста на пол в стакан холодной воды и нарушает гармонию тишины, принося самобытную жизнь
Портик – крытая колоннада вдоль стены