Рутина. Евгений Алехин
и определенной цели.
– Нет, к сожалению, есть другие дела. Но спасибо за приглашение.
– Правильно. Скоро опять кризис накроет, работай, пока работается.
Михаил Енотов сильно заболел. Я застал его лежащим под одеялом в полубреду. Альбина как могла ухаживала за ним. Сам я тоже был обессилен и решил, что в понедельник пропущу работу, чтобы успеть записать голос. Я созвонился с Женей и объяснил ему, что приеду во вторник. Сейчас, остаток воскресенья, я подумал просто выпить с Лемом и уже собирался пойти к нему, но Михаил Енотов сказал:
– Лучше позови его сюда.
Альбина спросила, уверен ли он, что это правильно. Ему же нужен покой.
– Пусть лучше Женя прочитает мне «ночных грузчиков».
Пришел Лем, посмотрел на Михаила Енотова и сказал со знанием дела:
– Ему надо молока с маслом! Куриного бульона ему надо. Но он же теперь отказывается – веганом стал.
– Прауд ту би виган! – сказал Михаил Енотов из своего угла.
Приехала Сигита от мамы, и я устроил выставку достижений: начал зачитывать им тексты каждого нового трека под музыку, делая пометки «это мой куплет», «это куплет Михаила Енотова».
– Уже лучше, – сказал Лем. – Если на прошлом альбоме я думал, что где-то Стасик недотягивает до Жени, здесь же – оба молодцы, и где-то мне нравится больше один, а где-то другой.
– Великий будет альбом, – сказал Михаил Енотов.
Мы вышли покурить с Лемом.
– Вот Альбина расстраивается, – пожаловался Лем. – Она тут с ним бегает уже три дня, пытается заботиться о нем, чуть ли не горшок носит. А ты приехал, стихи прочитал, и у него сразу настроение поднялось, оклемался. Она ревнует.
Поздним вечером Михаилу Енотову стало хуже, температура еще подскочила, и ему вызвали скорую. Оказалось, что у него какая-то инфекция в горле, и надо было оперировать. Его увезли в инфекционную больницу, а у меня случилась самая дурная и глупая ссора с Сигитой. Мы уже оба были пьяные, хотя она почти не пила – наверное, мое опьянение передалось ей. Не знаю, как все началось. Наверное, я просто устал и начал капризничать, а ей не удалось сменить вектор. Я обвинял ее в том, что она больше не испытывает ко мне страсти, в том, что она ничего не хочет делать, чтобы быть со мной, в том, что она ни разу не приехала в Петербург, хотя собиралась. Ох, я даже мелочно вспомнил ей один сценарный этюд, который она у меня забрала – идею, которую она выдала в учебе за свою. Даже ведь не спросила разрешения! Понесла показать мой этюд в таком виде, недоработанный, недозревший, показала учителям, тем самым загубив.
– Да я уверен, что как только появится мужик получше, мужик поудобнее, мужик, с которым тебе комфортнее, ты даже глазом не моргнешь, как изменишь мне! Вот и вся твоя любовь.
Она заплакала и убежала в комнату к Лему. Потом вернулась в еще большей истерике, потому что Лем с Альбиной сказали ей разбираться самой.
– Они там, видите ли, ужинают!
Она все грозилась уехать к маме, но не уезжала. Потом помню, как лежал с ножом возле входа в комнату – Сигита закрылась там и не пускала меня. Я