Русские импульсы в творчестве Петра II Петровича Негоша. Людмила Циманович
тога тко б' их ујармио,
то л' их отле некуђ призајмио! [100, V, с.39].
В то же время оптимистический пафос эпилога наводит на мысль, что победа черногорцев заключается именно в том, что они обрели братьев по крови и вере в лице русского народа, и, несмотря на то, что битва проиграна, сила славян заключается как раз в их единстве, которое еще успеет себя проявить:
Ви сте с Русма и једнога рода,
једне вјере, једнога језика:
већ сроднији бит нејмамо куда
кад ко Руси јесте и јунаци [100, V, с.36].
Народ верит в будущее славянского союза, и случившееся объясняет тем, что русский царь стал заложником обстоятельств:
Јербо худи гкласи допадоше:
Да се Петре с Турцим’ умирио,
Не по вољи, него по невољи,
Што га бјеху Турци опколили
Близу Прута студене ријеке,
Тер му помоћ диоћи не могаше,
Ни остало што је војсци нужно.
Ове гласе када разумјеше
И владика и сви спасољупци,
Уплака се мало и велико,
Свак жељаше христјанскога цара [100, V, с.39].
Последствия агрессии султана описаны уже в другой вошедшей в сборник «Зеркало сербское» эпической песне – «Чуприлич-визирь». Как и упомянутая выше, она повествует не о победе черногорцев, а, наоборот, о великом несчастье, которое их постигло. Данная песня охватывает события исторического периода с 1711 по 1717 гг., описывая поход великого визиря Османской империи Нуман-паши Чуприлича против Черногории в 1714 г., в результате которого страна фактически исчезла с политической карты региона:
Онда клети Турци одољеше:
попалише села и племена,
раскопаше цркве и олтаре
и манастир на поље Цетиње… [100, V, с.57].
Здесь также описано заключение союза с Венецианской республикой и предательство последней, договорившейся о перемирии с Турцией:
То му хвала и то му исплата
за његово врло пријатељство
што им дужде бјеше учинио,
предававши тужне Црногорце
да их кољу на земљу његову.
Хеј, лацманство, – далеко ти кућа! [100, V, с.58]
Собственно, предательство венецианцев было аналогично действиям Петра I и полковника Милорадовича во время кампании 1711 года. Однако в народном сознании отступление православных русских и прекращение войны католиками-венецианцами запечатлелось диаметрально противоположным образом: заложник обстоятельств русский царь противопоставлялся коварному венецианскому дожу. Немалую роль в формировании данных архетипов сыграла личность самого владыки Даниила и проводимой им политики. Будучи убежденным сторонником православного славянского союза, даже укрываясь от турецкой ярости в одной из пещер недалеко от Паштровичей, «одно письмо написал, из которого видны его отважный дух и рыцарство, даже в тех условиях не пошатнувшиеся, когда проявляя их, говорит: «Я москов, москов, москов!» [87, с.64]. В целях воплощения