Стихотворения. Книга третья. Дмитрий Соловьев

      Уже заиндевеет в чаще,

      А для Вселенной – новый смысл,

      Как мог я быть таким пропащим,

      Как мой язык.

      Я верил сумрачным приметам,

      Спокойным снам,

      Как отдавал ту дань корабль,

      Своим волнам.

      И в пестроте сиюминутной,

      В сияньи глаз,

      Я видел лик твой окрылённый,

      И мир погас.

      Я улыбалась наглавато – пьяно,

      Синела тишь в дали.

      И ты на вещи смотришь рьяно,

      И огонёк в крови.

      Текли часы тоски, тоски минуты,

      Тобою была пьяна:

      Ты Арлекин, но и подобно шуту,

      Тобой была рьяна.

      Ты улыбался непреложно,

      И в даль спеша,

      Моей ноги касалась осторожно,

      Твоя рука.

      Когда в отечестве своём,

      Мы по – отечески споём,

      О том, что было непреложно,

      Нам по – отечески возможно,

      И страсть нам ту не перенесть,

      И сила для Вселенной есть.

      Когда и волен в ту минуту,

      Мне мысль сыграть, подобно шуту,

      И страстью опалить уста,

      Как ты надменна, как права!

      Когда ты ждёшь в апреле чуда,

      А чудо всё не приходит,

      Становится грустно немного,

      Что мир и так пуст, и бесцветен.

      Но вот загораются липы,

      Но вот прошумят тихо клёны,

      Своею главою качая,

      Как будто идёт та немая,

      Весна, что сплавляет кораблики,

      Что в бликах ручья отражается.

      И весело, и своевольно,

      И даже берёзе не больно,

      Когда на ней лопаются почки,

      И смешно тычатся щеночки,

      В твою погрубевшую руку,

      Предчувствая ветра разлуку,

      То солнце нам пьяное всходит,

      И тихих людей то неволит,

      Как весело смеются дети,

      И вечера собою пьяны…

      Тюрьма! Как душен здесь покой,

      Владеет море надо мной,

      То море человеческих голов,

      К тебе прибиться я готов.

      Здесь каждый шаг, и стар, и млад,

      Несёт погибельный свой чад.

      Но я и лицезреть готов,

      Поверх, поверх всех тех голов,

      Что в камере сидят со мной,

      И я поникну головой…

      О безруких пою, о роботах,

      Что собой эту пляску сплавили,

      Поднимайся погроб поневольные,

      Я ласкаю вас лаской корявою.

      Обниму вас ступеньками жёскими,

      Обойду, и продам вас втридорога,

      Царской кажется нам эта дороженька,

      Только все мы по ней, никудышные…

      Я прощу тебя лаской тепличною,

      Я забуду слова твои памятны,

      Своевольные и разбойные,

      И прости мою душу ты грешную.

      И за вас я пью, страннички,

      И за вас я пью, убогие,

      И