политического действия. В том или ином изводе Событие всегда принимало черты переворота, revolutio, революции – будь то консервативной или эмансипаторской. Сегодняшняя пандемия и до нее начавшийся медленный, но верный экологический поворот в сознании заставляют нас расценивать такую семантику События как слишком политическую и в этом смысле также излишне антропоцентричную. Иные факторы и акторы – как социогенные, так и относительно или вовсе не зависимые от человека – играют колоссальную роль, часто на порядки бóльшую, чем человечество со всей его «хитростью разума».
Вирусы в этом смысле нисколько не уступают микробам, про которые мы уже знаем, что они важны не менее, чем ружья и сталь. Но, как и микробы, вирусы – не тот противник, с которым имеет смысл меряться фаллосами, бороться за свое им признание, говоря в терминологии «Феноменологии духа». Вирус прекрасно признал клетки нашего организма в качестве благоприятной среды своего собственного воспроизводства. Но «мы» можем иметь на эти клетки другие виды; наш организм, та целостность, которую мы называем «индивидом» или «человеком», нуждается в них в другом качестве. Ибо, какими бы алло-антропными или нег-антропными ни были факторы События, само оно случается с человеком, случается человеку. Без человека не было бы никакого «цунами», а было бы механическое взаимодействие тектонических структур, вызванное физическими явлениями и вызывающее в свою очередь другие, в частности, гидравлические явления. По определению пионеров антропологии катастроф, чтобы трактовать некий феномен как катастрофу, необходимо сочетание двух условий: потенциально разрушительного агента естественного или технологического порядка и уязвимой части населения[9]. Без человека – простая игра сил природы, в которую нелепо вносить трагизм, катастрофизм или событийность. Сочетание двух упомянутых условий еще не обрекает на катастрофу. Возможны разные способы адаптации человека к потенциально разрушительной стихии, сожительства с ней. В этом, собственно, и состоит и резюме постковидной экологии. Предположительно этиологию ковида возводят как раз к нарушениям правил, дистанции, мер предосторожности в сожительстве с природой, и в частности с некоторыми видами живых организмов. Оказалось, что проблематичен сам барьер, отделяющий нас от природы («природу без нас» – от «нас без природы», «без мира»). Мы спокойно пребывали в иллюзии, что когда нам нужно одно – эта граница на замке и мы хорошо защищены от природы, а когда нам хочется другого – мы можем черпать из природы то и сколько нам угодно.
Было бы наивно полагать, что эпидемия заставит дрогнуть экологический скептицизм (который, кстати, было бы интересно проверить на корреляцию с ковид-диссидентством). Сомнение, как известно, давно стало предметом сложной маркетинговой стратегии[10]. В споре с экоскептиком (в том числе и в себе) очень соблазнительным представляется перспектива из будущего: когда всё устаканится, мы
<p>9</p>
Oliver-Smith A. What is a Disaster: Anthropological Perspectives on a Persistent Question // Hoffmann S., Oliver-Smith A. (ed.). The Angry Earth. Disaster in Anthropological Perspective. London: Routledge, 1999. P. 18–34 (здесь: р. 28–29).
<p>10</p>
Michaels D. Doubt is their product: how industry’s assault on science threatens your health. Oxford: Oxford UP, 2008.
