Счастливый принц. Сказки. Оскар Уайльд
закричал Студент, – Всего лишь одна алая роза! Я не знаю, где её можно найти сейчас! Может быть, ты знаешь?
– Я знаю способ! – сказал розовый Куст, – Но он так страшен, так опасен, что я едва ли осмелюсь открыть рот, чтобы поведать тебе о нём!
– Так расскажи же мне о нём поскорее! – закричал Соловей, – Ты же знаешь, я не из пугливых!
– Если тебе желанна алая роза, тебе ничего не остаётся, как самому соткать её из звучания песни при полной Луне, если ты обагришь её кровью собственного сердца! Тогда ты будешь петь мне, всё сильнее прижимаясь грудью к моему шипу. Так всю ночь, всё сильнее
Затрепетав своими прижимаясь к моему шипу, ты должен петь мне, пока мой острый шип не пронзит твоего сердца насквозь, и твоя кровь не перетечёт в мои жилы!
– Смерть – непомерная цена за одну алую розу! – вскричал студент, – Жизнь дорога всем! Как чудесно сидеть под пологом зелёного, цветущего леса и видеть Солнце в золотом сияньи и Луну в жемчужном свете! Боярышник благоухает сладко, синие колокольчики клонятся под ветерком в лугах и вереск ползёт по холмам! Как хорошо жить! Но только Любовь ценнее Жизни, и что такое сердечко какой-то залётной птахи пред большим сердцем Человека?
И затрепетав своими серыми крылышками, Соловей взвился в воздух. Как тень, он пронёсся над садом, и как тень прочертил воздух над рощей.
Юный Студент остался лежать на траве, и слёзы не прекращаясь, лились из его прекрасных очей.
– Возрадуйся! – кричал Соловей, – Возрадуйся! У тебя будет твоя алая роза! Я выкую её из музыки моего пения при полной Луне, и обагрю её кровью своего горячего сердца. Я прошу тебя только об одном – будь верен своей любви, не изменяй ей, и даже если Любовь весомее Философии, потому что Любовь мудрее Мудрости и выше Философии, сколь ни весома и могущественна власть и государство, всё равно Любовь значительнее любой Власти. Её крылья – пылкий огонь, и тело её – всё из бушующего огня. Её уста сладки, как полевой мёд, а дыхание – чистый ладан!
Студент приподнялся из травы и во все глаза смотрел, совершенно ничего не понимая, ибо ему было внятно только то, что написано в книгах. Но Дуб всё сразу понял, и его объяла печаль, потому что он был очень привязан к маленькому Соловью, и даже полюбил его за то, что он вил свои гнёздышки у него в ветвях.
– Спой мне напоследок свою песню! – шепнул он, – Когда тебя не будет, я буду сильно тосковать!
Зная, что у того идеальный слух, Соловей во всю глотку запел для Дуба, и его песня была подобна журчанию родниковой воды из серебряного кувшинчика.
Когда он закончил песню, Студент вылез из травы, вытащил из кармана карандаш и записную книжку и по пути домой из рощи, отметил про себя:
– Он чувствует форму! – твердил он, – Этого у него не отнимешь! Но я сомневаюсь, что за всем этим стоит чувство! Наверняка – нет! Почти наверняка он подобен всей этой братии художников – бездна мастерства и ни капли сочувствия! Он никогда не станет жертвовать собой