Танцующие под дождем. Том II. Лариса Печенежская
удерживать на своем лице такую же милую улыбку во время посещения мест, когда они были любовниками. Проведя меня за собой в небольшую пещеру, Джемма с какой- то светлой грустью произнесла:
– Здесь он лишил меня девственности. Я знала, что рано или поздно это произойдет и подготовилась: украсила пещеру цветами, поставила свечи, сделала импровизированное ложе и застелила его красивым покрывалом… Так что обстановка соответствовала моменту. Бретт был таким страстным и в то же время нежным, что мой первый опыт оказался лучше, чем можно было предположить в самых невероятных мечтах. Мы занимались любовью, пока не встало солнце, а потом, уставшие, проспали до самого вечера, не размыкая объятий. А, проснувшись, Бретт опять неистово любил меня, как это может делать только он.
Говоря это, Джемма смотрела на меня в надежде увидеть на моем лице боль, ревность, гнев или другие эмоции, которые потешили бы ее извращенное самолюбие, но я сдержалась и не показала, как у меня было отвратительно на душе. Откуда взяла силы, не знаю, но была уверена, что мне нельзя проявить перед Джеммой слабость.
Потом она повела меня на луг, в свой сад, где находилась овитая плющом беседка, в летний домик и даже завела в свою спальню – в места, которые она бережно хранила в своей памяти, поскольку везде они с Бреттом неистово предавались любви.
– Он не мог пройти мимо, чтобы не тронуть меня или не потащить куда-то подальше от чужих глаз, где мы отчаянно любили друг друга. Это был неповторимый сексуальный опыт. Больше ни с кем у меня ничего подобного не было, – сказала Джемма мечтательно, закрыв глаза.
Мне хотелось надавать ей пощечин, но я боялась скандала, поскольку знала, что она при любом раскладе вывернет ситуацию в свою пользу и представит меня перед всеми родственниками неуравновешенной истеричкой, которая без причины кидается на людей. Поэтому я терпела, меняя на лице улыбку на маску равнодушия и наоборот.
Я видела, что Джемма внутри себя злилась, что я не реагировала на её психологические подколы, а я тем временем продумывала, как достойно поставить её на место, не позволив и дальше пользоваться карт-бланшем в наших отношениях.
Случай представился, и я им не преминула воспользоваться. Мы пили послеобеденный кофе – кофейную граниту. Так у них называется колотый лед с эспрессо и взбитыми сливками сверху. Экспрессо, по мнению сицилийцев, очень помогает перевариванию пищи, поэтому они пьют его после еды из микроскопических кофейных чашечек. Ради гостьи, то есть меня, на стол поставили еще и тарелку с знаменитыми сицилийскими трубочками «cannoli Siciliani», от которых у меня у меня реально происходит помутнение рассудка, когда я их ем.
За столом собрались пятнадцать женщин, среди которых были не только мама и бабушка Бретта, но и самой Джеммы. Её мать поинтересовалась, как мне понравились места, где родился и рос Бретт. Я огорченно вздохнула и, опустив глаза, смущенно проговорила:
– К сожалению,