Порванный регтайм. Девианты. Сборник откровенных рассказов. Юрий Меркеев
Зачем? Известно одному Чагину и его бреду.
Сигареты и чай в отделении – самая большая ценность. К чаю всухомятку я был равнодушен, без курева не мог.
Когда больные ходили взад-вперед по коридору, кто-то из них вдруг сворачивал в сторону туалета. И тогда срабатывала странная интуиция – вслед за ним сразу шли три-четыре человека. Я в их числе. Мы знали, что человек будет курить. Рассаживались на корточках, опираясь тапками на холодные плитки туалета. Обладатель сигареты важно снимал штаны, устраивался удобно на прессованных подножках очка, закуривал и делал свои дела. Потом передавал окурок ближайшему соседу. Тот делал одну-две затяжки и передавал другому. Сигарета выкуривалась до основания.
Когда Василий принес мне «Приму», королем туалета на время стал я.
Перед выпиской меня дважды навестила санитарка приемного покоя. Один раз в присутствии кухонных работников мы поцеловались. Она ничего не боялась. Генеральская дочь.
Schizophrenia
Холодная промозглая осень заставила меня торопливо снять жилье в муравьином домике в овраге между психиатрической клиникой на Ульянова и закрытым ядерным центром, в котором, как ходили слухи, ученые-физики по ночам проводили небезобидные таинства, незаметно облучая мало что понимающих горожан. Моя хозяйка страдала заболеванием крови, ей было лет семьдесят, она взяла меня на постой за символическую плату. Я был признателен.
– Беру тридцать, – сказала она, – только вы о моем котике позаботьтесь.
Черный кот хозяйки был слеп на один глаз и постоянно нырял в дом напротив – деревянный, очевидно, заброшенный.
Зеленый подновленный домик принадлежал мужчине-спортсмену. Каждое утро он выходил на крыльцо в одних трусах и обливал себя водой из ведра, потом выставлял молитвенно руки к небу и уходил.
Уж не помню, какой философской премудростью была напичкана моя голова в то время, кажется древними египетскими мистериями, во время которых устраивались эротические оргии, святые проститутки жрицы отдавались мужчинам как богам, а последние, если хотели провести обряд посвящения в высшую касту, могли публично оскопить себя. Все это происходило только среди избранных.
Я усердно учился. Вечером наблюдал из окна комнатки звездное небо и, очевидно, мечтал об иных мирах.
К удивлению заметил однажды, что после полуночи в заброшенном домике воскресала жизнь, и жизнь эта была не менее таинственна, чем египетские мистерии. За розовыми полупрозрачными занавесками вспыхивал свет, начинали танцевать тени. Не просто тени, а что-то похожее на танцы балерин. Тоненькие изящные ножки – так мне представлялось – выписывали нежные и дерзкие па, крутились в воздухе, разрезая розовое закрытое пространство на тайнопись, похожую на закрытый клуб. Тени балерин сплетались и расплетались между собою, удивительно тонкие руки-лапки производили грациозные движения, при этом ноги закидывались так высоко к потолку, что мне доводилось не раз краснеть от стыда, когда я представлял себе,