Радуга судьбы. Галина Турбина
не хотелось, чтобы мою жену насиловали гвардейцы, – оскалился жутковато герцог, – оставляю это право за собой.
Альвина вздрогнула и поежилась от его слов. Она так хотела вычеркнуть из своей жизни тот день, но он никогда не сотрется из памяти, никогда не забудутся унижение, чувство беспомощности, ужас от того, что с ней могли сделать одуревшие от вседозволенности и безнаказанности гвардейцы.
Ее била дрожь, надо бы встать и уйти, покинуть этого мужчину и не видеть больше никогда, но опасение, что ноги не удержат и она рухнет к ногам герцога, заставило девушку остаться сидеть в кресле.
– Альвина, простите мне эти слова, я не должен был так говорить, – раскаялся герцог, увидев помертвевшее лицо девушки и дрожащие пальцы, комкающие платье на коленях. – На моем месте и в той ситуации любой бы заступился, даже если бы был зол и обижен на вас.
– К сожалению, не любой, – с невыносимой горечью ответила девушка.
– Еще раз простите мне грубые слова, но не надо ставить меня в один ряд с мерзавцами, встретившиеся вам. Я больше не упомяну то, что случилось восемь лет назад.
– Я не знаю какой вы на самом деле, вернее, каким стали. А может я и не знала вас никогда настоящего, – бесцветным голосом сказала девушка. – Столько лет вы не вспоминали обо мне и, как утверждаете, не интересовались моей жизнью. Так что вы хотите сейчас, что, по-вашему, должно теперь измениться для нас? Думаю, что ничего. Так ведь? Я вам не нужна, вы мне тоже, значит, можно и попрощаться, желательно, навсегда. А наследниками можно признать и бастардов, не удивлюсь, если за столько лет они у вас появились.
– Увы, но нет, – многообещающе усмехнулся мужчина, – попрощаться навсегда уже не получится. А бастардов у меня нет.
– Если нет, так вполне могут появиться, – устало и безнадежно произнесла девушка. – Что вам нужно еще от меня?
Герцог задумчиво смотрел на Альвину и не спешил с ответом. Он ее когда-то безумно любил, затем негодовал на нее, считал себя по вине этой девушки униженным, казалось, даже ненавидел, презирал, жаждал мщения, в какой-то момент злорадствовал (за что сам себе был омерзителен). Он ее боготворил, а она оказалась вероломной, жестокой. Сколько раз Себастин пытался изгнать ее из сердца, души и мыслей и, вроде бы, забыл, но вот по воле случая она опять появилась в его жизни и он, наверное, принял правильное решение. Но сейчас, глядя на поникшую, растерянную девушку, не мог подобрать слова, чтобы сказать ей то, что собирался. Раньше ему никогда не было ее жалко, даже когда отбил у гвардейцев не жалел (именно тогда к своему стыду, он злорадствовал). А сейчас герцог, разглядывая, перешитое, старое платье, явно оставшееся с прежних времен, исколотые иглами пальцы, поникшие плечи, бледное лицо, худенькую фигурку (а он помнил ее крепко сбитой, пышущей здоровьем), испытывал к девушке странное чувство. Неужели жалость? Вероятно, на него повлияло и то, как сейчас жила Альвина. Когда он нашел дом, где жили мать и дочь, то с любопытством оглядывал все, что видел. Но маленький дом с потертой, старой мебелью, обшарпанными стенами и скособоченными