Ханморская Древучесть. Анна Гутиева
вслед за Соечкой прислушалась к соседям, а затем горячо затараторила:
– А чего? Гляди, как она выкобенивается: и в дом заброшенный удрала, а в прошлом году еще и пришлых напустила, да кого – бродяг-буканожек! Воркует, жужжит с ними – я сама слышала. Может, она совсем того… чуднула окончательно. Но главное, – тут Брянка встопорщилась, и ее узоры вытянулись в большой возмущенный знак, – она же поет Песню!
Соечка огорченно вздохнула:
– Может, после Посвящения исправится?
– Пф, все надеешься, что в ней что-то хорошее проявится. Хе, она же и-во-вая, – покрутила у виска Брянка.
– Мы не знаем, – задергалась Соечка, будто от разговоров про иву у нее начинало везде чесаться. – В корнях-то Душаня лежала слишком большой для младенца. Она не росла под ивой, ее туда кто-то положил.
– Ой, ты все о своем. И кто у нас на краю Мира вдруг завелся, чтобы младенцев-переростков подкидывать? – подбоченилась Брянка, приготовившись сражаться.
Было видно, что спор о Душане – дело привычное, и у каждой в арсенале неубиваемые доводы.
– Покрываешь ее, позволила одной жить. А я вот говорю тебе: ни одна древока не пожелает своему ребенку судьбы ивы. И даже такая мать, что бросила нашу чудинку, не стала бы совать ее под это темное дерево. Родилась она такая, и все тут. Помяни мое слово, Посвящение покажет, что ивовая Душаня, и по темному пути ей шагать.
Тут из дома Соечки донеслись крик и шлепок. Тетка всплеснула руками и кинулась в дом. Брянка грозно осмотрела холм, виднеющуюся из травы крышу и, не увидев притихшую за трубой Душаню, ушла к себе.
Душаня захлебнулась воздухом, закашлялась. Посвящение! И как она о нем забыла. Уже сегодня. Жуть: толпа древоков, вечно косящихся в ее сторону, настороженных и недовольных. И ей ли праздновать то, что она станет одной из них? Что может изменить глупое Посвящение? Древоки всегда будут отдельно, и всё потому, что у нее Песня. Песня в Древок-селении под запретом, и под запретом оказалась Душаня. Она поежилась и посмотрела на небо: если б можно было улететь прямо сейчас, как стаи пурушат, она, не задумываясь, взмыла бы ввысь.
Над краем крыши показались осторожные черные усики. Много-много пар. Они повертелись во все стороны, пока не сошлись в одном направлении – к белой древоке. Душаня моргнула, небо ослабило хватку – древока выпала из него обратно на крышу и уставилась на усики.
– Все в порядке. Правда, – ответила она шепотом. – Выползайте.
Буканожки с жужжанием облепили Душанины руки, плечи, ноги, голову красными шариками.
– Да, ночью пела. Я же нечаянно, – улыбнулась им древока.
– Жжж-жж-жж, – возмутились буканожки и спросили, – жжжж?
– Ага, видела теток. Брянка бушует, – пожала плечами Душаня, – наверное, еще кто-то слышал, но что я могу поделать? Если бы я могла не выпускать Песню, я бы не выпускала. Но она же бьется в горле и обжигается. Как не выпустить – сама ведь сгорю.
В ответ раздался сочувствующий вжик.
– После Посвящения? Думаете? – нахмурилась Душаня.
– Жжж!
Душаня