Разговоры с друзьями. Салли Руни
стекла соскользнула по моей коже, и я вздрогнула.
Как же хорошо, сказала я.
Он промолчал. Уши его покраснели, это я заметила.
И к ноге, пожалуйста, сказала я.
Он переложил бутылку в другую руку и прижал ее к моему бедру. Прохладными кончиками пальцев коснулся моей кожи.
Вот так? – сказал он.
Только иди поближе.
Мы флиртуем?
Я поцеловала его. И он это позволил. Рот его был горяч, он положил свободную руку мне на талию, словно желал обнять меня. Я так его хотела, что чувствовала себя полной идиоткой, неспособной что-то сказать или пошевелиться.
Он отстранился и вытер рот – но нежно, будто проверяя, что он еще на месте.
Наверное, здесь так не стоит, сказал Ник.
Я пожала плечами. Сказала: я лучше пойду. Вышла из кладовки, пощипывая нижнюю губу пальцами и стараясь выглядеть бесстрастно.
На веранде Бобби сидела на подоконнике и болтала с Мелиссой. Помахала мне, и я решила, что надо к ним, хотя и не хотелось. Они ели полупрозрачные кусочки торта с тонкими слоями крема и джема, похожими на зубную пасту. Бобби держала свой прямо руками, Мелисса ела вилкой. Я улыбнулась и снова непроизвольно коснулась губ. Уже касаясь, поняла, что зря, но не смогла удержаться.
А я рассказываю Мелиссе, как мы ее боготворим, сказала Бобби.
Мелисса окинула меня оценивающим взглядом и вытащила пачку сигарет.
Вряд ли Фрэнсис кого-то боготворит, сказала она.
Я растерянно пожала плечами. Допила джин-тоник и налила себе белого вина. Мне хотелось, чтобы Ник вернулся и можно было бы смотреть на него через стол. Вместо этого я смотрела на Мелиссу и думала: я тебя ненавижу. Мысль появилась из ниоткуда, словно шутка или возглас. Я даже не была уверена, вправду ли ее ненавижу, но слова звучали и ощущались очень естественно, как всплывшие в памяти строки песни.
Время шло, а Ник так и не появился. Мы с Бобби хотели остаться ночевать в гостевой комнате, но народ не расходился до самого утра – часов до четырех или пяти. К этому времени я потеряла из виду и Бобби. Думала поискать, поднялась в гостевую, но там было пусто. Я прилегла на кровать прямо в одежде, прислушиваясь – какие эмоции нахлынут, стану ли я печалиться или сожалеть? Чувства были, но я не знала, какими словами их описать. В конце концов я уснула, а когда проснулась, Бобби так и не пришла. Утро выдалось пасмурным, я вышла из дома, ни с кем не столкнувшись, и отправилась к автобусной остановке.
8
После полудня я лежала на кровати в майке и трусах и курила, открыв окно. Мучило похмелье, от Бобби никаких вестей. Сквозь окно я видела, как ветер треплет листву и двое детей мелькают за деревом – у одного световой меч. Картина успокаивала – по крайней мере, не давала слишком уж распереживаться. Я слегка замерзла, но не хотелось вставать и одеваться, чтобы не разрушить очарование момента.
В конце концов, часа в три-четыре дня я выползла из кровати. Писать я была не в состоянии. Точнее, понимала, что сейчас могу написать лишь что-то уродливое и претенциозное. Я не та, кем притворялась. Я вспомнила, как умничала перед друзьями Ника в кладовке,