Полость. Анатолий Афанасьевич Пушкарёв
себя какую-то гнетущую пустоту. Одновременно, ставший чужим и враждебным окружаюший мир, сжимал эту внутреннюю пустоту в тесный и давящий обруч. Душа Андрея и его осиротевшее тело, находились в тонкой оболочке между этими реальностями. Он вдруг вспомнил бедолагу Колю-рыбовода с его безответной любовью. «Да, девочки любят парней постарше», – с иронией по поводу самого себя подумал он.
Затем Андрей достал сотовый и набрал номер Гены Чарского, – своего многолетнего и верного товарища.
– Привет, Андрей. Что-то давненько не заходил. Как дела? – ответил друг.
– Гена, слушай, у меня – полный крах, не подобрав другого слова, произнёс Андрей, – Даже говорить … стыдно…
– Чё случилось-то? Говори…
– Понимаешь, жена мне изменила, застукал её с кобелём… И, представь себе, с Коноплёвым, б..дь! – выпалил пострадавший.
– Ни хрена себе! Вот это да! – чуть помолчав, удивлённо отреагировал товарищ, – Ну, Наталья, не ожидал, – И где ты сейчас? Что делать будешь?
– Я ушёл, видеть её не могу и не хочу. Ген, я в полной жопе, мне бы переночевать где-нибудь…
– О чём речь, подъезжай в мастерскую, там хорошая комната, всё оборудовано, сам знаешь. Живи, сколько надо. Ключ – за плинтусом, на крыльце, справа. Я сейчас дома, приеду часа через два.
– Ага, понял.
– Давай.
Ехать пришлось не долго, – авторская таксидермическая мастерская Гены находилась километрах в двух от дома Андрея.
* * *
Вообще, с Геной они учились в одной группе по специальности «Ихтиология», а изготовлением чучел Чарский увлёкся ещё с младших курсов, после посещения таксидермиста, изготавливавшего натуральные модели разных больших рыб для институтского музея. Геннадий тоже женился на последнем курсе, но через год, к окончанию учёбы, развёлся. Во втором, можно сказать, счастливом браке, у него с Ольгой, было уже два ребёнка: мальчик Максим семи лет и годовалая Лера.
Закончив «Рыбку», Институт прсноводного рыбного хозяйства, Гена, на даче родителей, сразу же открыл небольшую мастерскую и быстро пошёл в гору, хобби превратилось в весьма доходную профессию.
«Понимаешь, – говорил он, – Таксидермия – это не просто натягивание на каркас шкуры животного, это философия и образ жизни. Я не только сохраняю внешний природный вид животного, но и воссоздаю его динамику и энергетику, показываю всю красоту зверя. Я и художник, и мастер, и зоолог, и физик, и химик».
Геннадий явно нашёл свою звезду: посыпались заказы от охотников, их клубов, музеев, дизайнеров интерьера, ресторанов, баров, кафе и просто состоятельных людей. Да, круг заказчиков-потребителей был нешироким, но богатым. Гена расширил дачу, построил большую мастерскую, жилое помещение при ней. И Андрей, приходя в мастерскую друга, всегда с удовольствием любовался стаей готовых, «почти живых» представителей фауны: кабанами, косулями, оленями, волками, рысями, совами, глухарями, орлами, щуками и судаками. А вот мастерить живую память о любимых домашних питомцах, кошек и собаках, маэстро отказывался.