Все тайны Москвы. Александр Попов
привезли в Москву, где она официально отказалась от титула царицы и затем отправилась в Польшу. Однако в Тушине узнали о визите в столицу жены самозванца и погнались за ней. Мнишеков нагнали уже неподалеку от границы, 16 августа. Внушительная охрана, конвоировавшая Мнишеков, тут же разбежалась, Марина испугалась не меньше, но тут как раз появился Ян Сапега, идущий во главе отряда из семи тысяч удальцов к Тушину. Он уговорил Марину отправиться с ним, уверяя ее, что муж ее спасся. Марину это известие очень обрадовало, и она последовала в Тушино и при этом веселилась и пела. Князю Мосальскому стало жалко ее, и, подъехав к карете, он сказал: «Вы, Марина Юрьевна, песенки распеваете, оно бы кстати было, если бы вы в Тушине нашли вашего мужа; на беду, там уже не тот Димитрий, а другой». Марина, которая, значит, все-таки любила Дмитрия, начала кричать и плакать. Мосальский, испугавшись мести князей, бежал с дороги к Шуйскому.
Марина отказывалась ехать, а везти ее насильно казалось неудобным, так как необходима была ее искренняя радость при встрече с супругом. Сапега уговаривал Марину пять дней, но все было бесполезно. В итоге к Дмитрию отправился Мнишек, ее отец, и тот пообещал ему 300 000 рублей и Северскую землю с 14 городами. Марина была продана.
На следующий день Вор приехал к Марине, но она отвернулась от него с омерзением. Наконец, путем долгой торговли Марину сумели убедить не противиться, с одной стороны говоря ей, что это подвиг веры, с другой – что Дмитрий не будет с ней жить, пока не станет полноправным царем. На следующий день Сапега повез Марину в воровской табор, где она и Дмитрий на глазах у всех бросились друг к другу в объятия и возблагодарили Бога, что тот позволил им снова соединиться.
Мнишек прожил в лагере четыре месяца, имея с Мариной весьма холодные отношения и общаясь, в основном, с Дмитрием, а затем отбыл в Польшу. Там он понял, что самозванец польского короля не интересует, а чтобы его не присовокупили к этому обману, прервал с Дмитрием и Мариной всяческую переписку, говоря, что дочь действует по своему разумению.
Российские города, узнав о том, что Марина Дмитрия опознала, один за одним переходили на сторону самозванца. Стояла твердо лишь Москва. С наступлением осени табор стал обустраиваться: копались землянки, те, кто побогаче, ставили избы, для лошадей из хвороста с соломой создавали загоны. Это был уже полноценный город, хотя и совершенно разбойничий. Сюда стекались любители азартных игр, легкодоступные женщины, винокуры. Одних торговых людей, которые стояли отдельно от военного лагеря, насчитывалось около трех тысяч.
Но всю эту роскошь надо было на что-то содержать, и рыскавшие по окрестностям фуражные экспедиции весьма озлобляли московитов. Города начали понемногу откладываться от Дмитрия и снова давать присягу Шуйскому. Необходимо было взять Москву, в которой Шуйского терпеть не могли так же, как и во всей остальной России, но она была слишком хорошо укреплена. Между тем с севера к Тушину шел, громя отряды самозванца, Скопин, с Волги – ополчение