Юрколлегия разыскивает…. Николай Леонов
задержанного. Голоса за дверью стали стихать, видно, ажиотаж прошел и мужчины возвращались на свои места. Послышались шаги, дверь скрипнула и отворилась. В ярком четырехугольнике света стоял недавний противник Семина.
– Виктор, – позвал Миронов и затянулся папироской так, что огонек осветил его лицо. – Подойди-ка.
Парень подошел, присмотрелся, молча достал пачку «Беломора» и закурил. Когда Миронов, предварительно сняв в своей комнате пальто, вернулся в холл, танцы были в полном разгаре.
Миронов спустился с лестницы и, растерянно улыбаясь, стал боком протискиваться к Марине Сергеевне и Семину, которые беседовали около окна. Он хотел было подойти, но раздумал и остановился неподалеку: ждал, когда окликнут, и обдумывал, что его насторожило в недавнем инциденте.
Во-первых, конечно, появление Виктора, который мог при всех окликнуть. Но это не главное: сейчас, когда удалось перекинуться парой слов наедине, присутствие Виктора облегчало задачу. Старик Балясин, конечно, не сказал сыну о деньгах. А что главное? Что его, Миронова, насторожило? Что он тогда увидел, а сейчас забыл?
Он стал, покачиваясь в такт музыке, вспоминать.
Разговаривал с Семиным о кинематографе. Зазвучала музыка. Танцы. Марина Сергеевна хотела что-то спросить. Появился Виктор. Ссора. Семин встал… Да, Семин встал перед Виктором. Походка профессионального спортсмена… отвлекающий ложный выпад… Потом удар в солнечное сплетение и захват руки Виктора на перелом. Может, чудится?
– Сергей Иванович, куда же вы пропали?
Миронов увидел, что его зовет Марина, и поспешил к ней и Семину.
Балясин сидел на кровати и разглядывал пачку денег. Сто двадцать новеньких сторублевок. Можно было бы и накопить лет за десять. Это если не пить и не есть. Он положил деньги на одеяло, обхватил плечи руками и растерянно оглядел комнату. Витька вернулся… Где теперь прятать? От своего, не от чужого. Балясин поднялся, подошел к двери и опять оглядел комнату, потом двинулся по кругу, останавливаясь то у кровати, то у облезлого шифоньера, то у старинного комода. Пять шагов – и снова у двери, еще пять – потом еще. Он посмотрел на большой ящик с коричневыми кусками хозяйственного мыла, который завхоз притащил сюда год назад. Балясин быстро вынул несколько скользких кусков, завернул деньги в тряпку, сунул их в ящик и положил мыло на место. Затем снова хитро улыбнулся, подвинул ящик в угол и поставил на него ведро с мусором.
Балясин потер зябнувшие руки, отпер дверь и подошел к столу, чтобы взять кружку и сходить за чаем. При этом он ненароком взглянул в окно, между неплотно задернутых занавесок мелькнуло лицо. Он выронил кружку, бросился к двери и, навалившись на нее худым плечом, быстро повернул ключ и заставил себя снова посмотреть в окно. За мокрым стеклом опять что-то мелькнуло. Балясин судорожно отдернул занавеску. Нависая над окном, раскачивалась ветка ели… Он смотрел на нее долго и завороженно и тоже стал раскачиваться. По стеклу скользили капли талого снега, слезинка проскочила по морщине Балясина, повисла на усах, и он подхватил ее языком. Кузнец пробил девять раз.