Сделай ставку и беги. Семён Данилюк
До сих пор не поимел, что ли? От пентюх! Классик платонической любви. Кончай ты эти антимонии. Первым делом за вымя хватай. То-то завоет от удовольствия… Чего молчишь? Спишь, что ли?! Тогда спокойной ночи.
Антон, опустошенный, вцепился зубами в руку, чтоб не всхлипнуть, и беззвучно содрогался, мотая от безысходности головой.
Вскорости захрапел сгадюшничавший, а потому вернувшийся в хорошее расположение духа Непомнящий.
Уснуть Антон больше не смог. Он спрыгнул на пол, тихонько оделся и выскользнул из избы. Добрел до барака студенток, забарабанил в окно.
– Кто еще? – выглянуло чье-то заспанное лицо.
– Лидию позови! – потребовал Антон.
– Да ты вообще-то!.. Знаешь, сколько сейчас?!
Послышались встревоженные голоса.
– Зови, говорю. А то дверь выломаю!
Через несколько минут засов открылся. Перед ним стояла наспех одетая Лидия:
– Господи, Антошка, что случилось?
– Пошли! – грубо схватив за руку, он оттащил ее к сараю.
– С Непомнящим гуляла? – выдавил он из себя. Надеясь, что она тут же влепит ему крепкую затрещину или фыркнет презрительно, выдав что-то в своем негодующе-язвительном тоне насчет подлых клеветников и доверчивых пентюхов, и тогда он со сладким восторгом станет вымаливать у нее прощение.
– Значит, разболтал всё-таки, – устало произнесла Лидия. – Вот гнус. Надо было самой сказать. Да я и гуляла-то с ним всего месяца три. Можно сказать, не считается.
Она потянулась обнять Антона.
Антон задрожал:
– Дрянь! …
Он с силой отбросил ее руки и, спотыкаясь, побежал в темноту.
– Причем тут? – обескуражено пробормотала Лида. И только теперь поняла, что именно имел он в виду под словом «гуляла». Поняла и зарделась от обиды.
– Да пошел ты в таком случае! И чтоб больше не появлялся! – во всю силу звонкого голоса крикнула она. Крик ее разбудил соседскую собаку. Та в свою очередь подняла лаем остальных, и вскоре собачий брёх переполошил всю деревню.
Антон брёл по улице, сопровождаемый льющимся из-за заборов лаем. Наконец остановился у ворот – единственных, за которыми было тихо. Прижался лбом к надписи «Осторожно, злая собака». Из глубины послышалось рычание, загромыхала цепь; с другой стороны забора задышали. Антон зажал губы рукой, воровато обернулся и, убедившись, что улица пуста, не в силах больше сдерживаться, зарыдал навзрыд.
Грозное рычание сменилось озадаченным молчанием. А потом произошло неожиданное. Вторя плачу, собака вдруг заскулила. Так и стояли они, рыдая по разные стороны забора: человек и пожалевший его сторожевой пес.
В четвертом часу утра в дверь избы нетерпеливо заколотили.
– Иван, ты, что ль, баламут? – баба Груня откинула щеколду. В избу, оттолкнув ее, ворвался Михрютка, повернул выключатель, зыркнул по заспанным лицам.
– Где спирант?
– Известно где. За Фомичева отрабатывает, – буркнул Вадичка.
– Я прямо из Удвурина, – Михрютка тяжело дышал, будто расстояние от Удвурина покрыл