Шоссе в никуда. Александр Горский
старые стоптанные кроссовки сорок четвертого размера или, если было особенно холодно, зимние ботинки, которые были на размер больше, так как под них Илья иногда надевал шерстяные носки, и уходил гулять в сквер, гордо именуемый парком. В какой-то мере, и это его сильно печалило, Илья был согласен с Юленькой. Он действительно был в некоторой степени мягкотел, о чем ему регулярно, изо дня в день с самого утра, напоминало зеркало в ванной. Конечно, как всякий сорокалетний мужчина, начинающий подозревать, что, карабкаясь вверх по склону, он уже, незаметно для себя самого, миновал вершину, Илья Олегович пытался со своей мягкотелостью бороться. Он периодически втягивал предательски выпирающий из-под застегнутого пиджака живот, расправлял плечи и пытался выставить вперед небольшой округлый подбородок и придать ему максимально возможную брутальную квадратность. В таком виде он мог минуту, а порой даже две постоять перед зеркалом, предварительно убедившись, что дверь в ванную закрыта на задвижку, а иногда, совсем изредка, даже пройтись по коридору следственного управления. Впрочем, и там его сил и терпения более чем на две минуты все равно не хватало.
Последние одиннадцать месяцев Лунин гулял в парке ежедневно, вне зависимости от того, успела ли Юленька высказать ему свое неодобрение. Он гулял не один. Прохожие часто бросали взгляды на Илью и его спутницу, а некоторые даже оборачивались им вослед. По мнению Лунина, они и вправду превосходно смотрелись вместе. Высокий, немного полноватый мужчина средних лет, размеренно шагающий по узким аллеям парка, и семенящая рядом с ним миниатюрная белоснежная собачонка. Рокси, а болонку звали именно так, тоже была обществом своего спутника вполне довольна и, как правило, не стремилась далеко отбегать от потертых кроссовок сорок четвертого размера и торчащих из них ног майора следственного комитета.
Лунин считал Рокси красивой, сама Рокси полагала, что она великолепна. Ее круглые черные глазки смотрели на каждого оказавшегося поблизости в ожидании очередной порции непритворного умиления, которое можно было обменять на благодарное тявканье в ответ и снисходительное покачивание маленьким синим бантиком, украшавшим лохматую голову собачонки.
Из всех, кого знала Рокси, да и из всего круга общения Лунина только один человек не разделял общих восторгов. Это была Юленька. Когда одиннадцать месяцев назад Лунин принес домой подобранную им на пути из Засольска болонку, Юленька долго молча разглядывала маленькую собачонку с грязной, спутавшейся в колтуны шерстью и обрывком ленты на голове, изначальный цвет которой определить уже не представлялось возможным.
– Ну, то, что это существо надо помыть, я понимаю, – наконец изрекла Юленька, – непонятно другое. Где ты этим собираешься заниматься?
– Так а что, ванна же свободна, – растерянно пробормотал Илья.
– Ванна? Наша ванна? – искренне удивилась Юленька. – В которой я моюсь? Лунтик, ну ты что? – Юленька холодно