Злые дети. Дмитрий Грунюшкин
незначительны, чтобы сделать вывод об имитации. Если бы не следы сыворотки правды, их было бы недостаточно для каких-то серьезных подозрений. То, что Виктор получил такие серьезные аргументы – чистое везение.
Макарову было тревожно. Кажется, он со своим расследованием мог влезть на очень опасную территорию, где убийцы имеют исчерпывающую информацию о работе следствия и доступ к новейшим препаратам, неизвестным даже такому монстру экспертизы, каким был Мендель Джалилович Карпов.
Он не боялся. Но территория эта была неизведанной и таила в себе много подводных рифов. Стоит ли вообще на эту территорию лезть? Ведь, по большому счету, делу Скрипача, которое вел Виктор, это нисколько бы не помогло. Зачем ввязываться в шпионские разборки, да еще не имея никакой информации о том, на чьей стороне ты окажешься, кому поможешь или, наоборот, навредишь? Тут требовался совет человека, который ориентируется в этих темных водах.
Таким человеком являлся его друг, наставник и опекун – Семен Андреевич Даурский.
Виктор не помнил, при каких обстоятельствах он с ним познакомился. Вернее – как Даурский вошел в его жизнь. Такое ощущение, что он был в ней всегда.
Впрочем, о своей жизни до юношеских лет Виктор вообще почти не помнил. Он жил и учился в интернате. Не в таком, куда сплавляют трудных детей или сирот. Нет. Их интернат располагался на обширной территории с вековым лесом и чистым озером в ближнем Подмосковье. Программа была сложнейшей, и обучали детей разного возраста специалисты высочайшего класса. И все, что они вкладывали в головы воспитанников, там и осталось. Виктор знал несколько языков, включая пару экзотических, обладал приличными знаниями в экономике, физике, химии, что очень помогало в работе. Мог наизусть цитировать Бодлера или Ницше, не путал Гегеля с Гоголем, а Бабеля с Бебелем. Кроме того, он умел водить автомобиль в экстремальных режимах, стрелять с двух рук в движении и, в принципе, понимал, как пилотировать вертолет, хотя ни разу не пробовал.
Одна беда – он не помнил ни лиц, ни имен. Ни-че-го. Годы, проведенные в интернате, остались в нем запахами, звуками, ощущениями. И только.
Было еще одно воспоминание. Не проходящее чувство обиды. Раз в три месяца все разъезжались к родителям. И раз в месяц родители приезжали на два дня к воспитанникам. К Виктору не приезжал никто.
И только когда ему исполнилось шестнадцать, и воспитанников интерната на торжественном построении поздравили с окончанием обучения и распределением по подготовительным отделениям солидных вузов, появился Даурский. Но это не было днем знакомства. Виктор был уверен, что они встречались раньше. Только непонятно где и когда.
После построения Даурский подошел к нему, положил руку на плечо и сказал:
– Здравствуй, Витя Макаров. Я друг твоего отца.
Следующее, что помнил Виктор – он сидит на заправленной койке в дешевом гостиничном номере и плачет, сжимая в руках старую фотографию. Черно-белую фотку из какого-то ателье. А на снимке молодой мужчина с ироничным взглядом темных глаз и крепким подбородком обнимает