Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950. Алиса Коонен
type="note">131… [Фраза в скобках вымарана.]
Хорошо! поразительно! хорошо! Сколько благородства, интеллигентности, простоты, а главное – эта необыкновенная нежность, доходящая до женственности… эта поразительная красота, мягкость! А лицо! Какая сила, мощь, но не грубая, не резкая – а приятная, ласкающая, манящая…
Был момент, когда это страшное обаяние окутало меня и затуманило.
Хорошо мне! Ведь уже сколько дней – такая бодрость в душе, такая сила!
Хочется работать!
Работать! работать!
Завтра – предстоит разговор с Владимиром Ивановичем [Немировичем-Данченко].
Была у Владимира Ивановича [Немировича-Данченко]. Все хорошо как будто бы. Школа остается132. Но у меня какая-то тяжесть в душе. Что это – не знаю. – Но очень тоскливо!
Боже мой, Боже мой! – что это – зависть?
Да, да, оттого и на душе так скверно, точно червяк какой сосет…
С ней будет заниматься Константин Сергеевич [Станиславский].
Она на хорошем счету, Владимир Иванович [Немирович-Данченко] сказал, что может случиться – ей дадут попробовать роль, и она разом составит себе карьеру133.
А я?! Господи, какая мука! Опять это полнейшее отсутствие веры в себя, в свои силы?!
Я – ничто! Как страшно звучит это слово. И как возможно, что я в самом деле – ничтожество! – бездарность!
Настроение опять хорошее…
Опять и бодрость, и энергия.
Сегодня первый раз пела с Лосевым134. Сказал, что будет хороший голос.
Работать, работать! Боже мой, только бы опять крылья не опускались! – так это нелепо, так тормозит… Недавно как-то занималась одна – читала Шурочку, Чайку, Миру135, еще что-то – и чувствовала, что …
А иногда вот попробуешь, и вдруг такое отчаяние обуяет, такая тоска [западет]… Часто, часто думаю о Василии Ивановиче. При нас Владимир Иванович [Немирович-Данченко] получил от него письмо и читал вслух выдержки: «Я так остро полюбил море, что трудно будет расстаться с ним», – пишет он между прочим… И теперь я иногда представляю его себе сидящим у красивого безбрежного моря: беспредельная даль перед глазами, широкая, бесконечная… вольный, порывистый ветер, нежные, сказочные, серые чайки, печальные, красивые, синяя глубь неба…
Сидит задумавшись… … Думает… Нет, даже не думает… – Мысли [уходят. – зачеркнуто] разбрасываются, убегают в [далекую. – зачеркнуто] беспредельную чудную даль, расплываются в ее глубине… И он сидит… так, [ведь? вот?], просто сидит… Лицо грустное… Почему? – не знаю… но непременно грустное… Может быть, хочется унестись куда-то самому далеко, далеко, с легким вольным ветром…
Сидит так долго, долго…
И один…
Родной мой! любимый…
«Кто на земле лучше тебя?!»
Все хорошо как будто:
…