Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950. Алиса Коонен
любит…
Конечно, любит…
Он такой ласковый, такой добрый…
Как он встревожился вчера, когда я сказала, что «вывернула спину»…
Он сорвался с места так быстро, так порывисто подбежал ко мне, так заботливо расспрашивал. Но я представить себе не могу – как можно любить меня, я кажусь себе такой ужасно неинтересной…
Он должен, должен оставить меня скоро…
Иначе непостижимо это будет.
Он дал мне слово, что скажет правду…
Скоро, скоро это будет.
Он долго будет мучиться, [не будет знать, как подойти к этому, как мне сказать. – зачеркнуто] колебаться…
Он такой честный, благородный.
Весной – я уже буду
Какой-то ужас в этом.
Ведь, кроме него, у меня никого нет…
И вот – совсем, совсем одинокая…
И душа рыдает… безутешно…
Я, кажется, дала ему слово, что не убью себя, если он скажет «кончено»…
Не сдержать слова.
Господи, Господи…
Вся моя душа соткана из тонких ниточек страданья, и все они надрываются от плача, и душа бьется вся, трепещет судорожно. Весна…
Я представляю себе…
Небо чистое, аромат в воздухе, далекий дымчатый лес, темные поля широкие, радость и свет, песни веселые, яркие, звучные, серебряный смех ручьев…
И смерть…
Господи, прости меня…
Я брежу…
Но у меня так исстрадалась душа, я никому не могу рассказать об этом. Он бы понял меня, но ему я не хочу говорить о своем отчаянии, это ускорит конец – перед ним я должна быть веселая, радостная…
Сегодня опять подошел, спросил про настроение, и когда я сказала «скверно» – скорчил нетерпеливую гримасу и так хорошо, хорошо сказал: «Ну зачем, не надо, Аличка!»
Разговор происходил в перерыве урока Владимира Ивановича [Немировича-Данченко], я стала восхищаться Владимиром Ивановичем, говорила о том, как он удивительно интересно читает.
«– очень увлекающаяся. Правда?»
«Ну, не очень…
А знаете, кем я последнее время увлекаюсь здесь, в театре? – Леонидовым…»
«Ну, правда? – Смотрите…»
Я рассмеялась – «Нет, от серьезных увлечений я, кажется, [обеспечена]».
Господи, если бы я разлюбила его, как бы он отнесся к этому? Тяжело ему было бы или только так, неприятно… Спрошу его…
Глупая я…
[Пока. – зачеркнуто.] Когда мы говорили, прошел Владимир Иванович мимо… Мне кажется, он знает…
Ах да, Андрюша [М. А. Андреева (Ольчева)] предупредила меня, что Фанни [Ф. К. Татаринова] за мной следит332.
Надоели они мне все!
Когда же, наконец, я отделаюсь от своей застенчивости?!
Ведь это – мука!
Третий год в театре, и боюсь пройти по сцене при всех. Ужас.
И потом – манеры, манеры.
Как много надо работать.
Господи, помоги мне стать большой-большой актрисой!
Сегодня