Три персонажа в поисках любви и бессмертия. Ольга Медведкова
Может, в пропасть попадали? Голова ее была теперь внизу, а ноги наверху. Живот так и стоял стоймя в горле. Но теперь ей было все равно. Она думала про руки между камнями, смотрела на свои, сравнивала, шевелила пальцами. Из глаз ее текли слезы. Она их трогала. Лизнула. Соленые. А потом она смеялась, пока никто не видел.
6
Подъехали. Встали. Было жарко. Деревья шевелили мохнатыми ветками, как будто что-то важное. Ее сняли. Поставили. Окружили плотным кольцом. Главный, доктор, капеллан, остальные. Повели по дорожкам. Горячий ветер по щеке, как будто кто-то дышал в лицо. Под тонкой подошвой туфель мелко поскребывало. Это было приятно. Слышно было, как лилась где-то струей вода, как когда ее мыли, и пахло пеплом и опилками. Но снаружи не остались. И никто их здесь не встретил. Сами вошли внутрь и пошли по галерее. Галерея была сходная, как у того Принчипе, у которого они не остались; там было, видно, не в замуж предназначено. А здесь, может, будет да. Галерея здесь была, как и там, открытая насквозь. Вдалеке, взглянула, и впрямь вода струилась. Однако не вниз текла, а била вверх столбом и потом уже обратно каплями на землю. Вокруг цветы розовые, и дальше деревья, но не как в лесу, а все разных форм, какие круглые, другие пирамидой.
Свернули.
Тут была дверь. Ввели и оставили ее с арапками. Потом пришли остальные и Чибиса Второго принесли. Было просторно. Шире, чем дома, и вверх больше места повсюду. Те ушли, осталась с одной арапкой. Стала прохаживаться взад и вперед. Было несколько соединенных вместе комнат. В средней стояла кровать под красным балдахином. В задней были окна, а в простенках между ними изображения, но не типа имаджинибус, а натуральные, без людей. Как будто сад, как тот, что она снаружи заметила. В центре его на стене вода столбом в небо бросалась и каплями в бассейн падала. Розы росли как настоящие, круглые и красные, как яблоки. Она приблизилась, хотела было понюхать и про себя, как няня, задышала от смеха. Ну не глупая ли! Стала дальше смотреть. Птицы там сидели молча на деревьях. У одной на голове был хохолок. Чибис, стало быть, если по подобию. Затем, видно, и нарисован был как настоящий. Только деревья ветками не шевелили, воздух своими листьями не гладили. А были деревья, как елочки, с мягкими колючками, как те, что она видела в дороге. Как это теперь уже давно было. Как давно она из дома уехала и когда теперь туда вернется, неизвестно.
Она все же потрогала стену там, где была нарисована вода, но было не мокро. Только штукатурка под пальцами засопела, и сразу в горле запершило. И зачем было на стенах все такое рисовать? Не героев, не святых, даже не людей, а вообще никого. Тот же по стенам сад, что из окон виден, только без запаха и ветра. Может, на зиму, впрок рисовали, когда ни роз, ни листьев не будет. Может и так. А все же неясно. И сколько времени они тут пробудут – тоже.
Ей захотелось домой. Захотелось потереть глаза и повсхлипывать, как няня. Больше всего захотелось няню толстую и красную. Сколько еще ей тут ждать, и чего, и кого? А потом ведь еще и обратно. Через те же длинные дни и ночи.