Славянский викинг Рюрик. Кровь героев. Василий Седугин
и стрелы. Поневоле научишься. Постоянно соревновались друг с другом. Неумех засмеивали до слез.
– Тебе попадало?
– Не без этого. Но я постепенно в число лучших выбился.
– Хвастаешься, поди!
– Доказать?
– Попробуй!
– А вот сама увидишь!
Рерик вскочил, взял лук, вложил стрелу, изготовился.
– Бери ветку и подбрасывай как можно выше!
– Любую?
– Нет, потолще. Она потяжелее, бросать будет удобней и мне легче целиться.
Ильва подняла рогатый, мокрый от утренней росы сучок и, собрав все силы, кинула вверх. Тотчас перед ее глазами тенью мелькнула стрела и впилась в сучок. В восхищении она захлопала в ладоши и запрыгала на месте.
– Восхитительно! Давай еще раз!
Она кинула сучок вторично, и снова стрела Рерика попала в него. Она молитвенно сложила руки на груди и сказала искренне:
– Я никогда не видела такого меткого стрелка! А мне приходилось наблюдать соревнования воинов нашей крепости.
– Это что! – ответил Рерик, убирая оружие на место. – У нас в сотне есть двое стрелков, которые попадают стрелой в летящую стрелу. Вот они – непревзойденные мастера!
Спохватился:
– А нам в дорогу пора! Заигрались совсем…
Собралась быстро. Выехали в поле. Рерик постоянно оглядывался, внимательно рассматривал деревья и кустарники, но ничего подозрительного не заметил и скоро успокоился.
Они ехали стремя в стремя. Рерик изредка поглядывал на спутницу и радовался пробуждению ее интереса к жизни. Только бледность лица напоминала о пережитом горе. Чтобы о чем-то начать разговор, спросил, была ли она в Аахене.
– Да, приходилось, – ответила она рассеянно. – Кажется, три или четыре раза. В детстве.
– Понравилась королевская резиденция?
– Конечно!
– И что особенно запомнилось?
– Храмы и дворцы там высокие, кажется, упираются в самое небушко. И народу столько! Особенно на рынке. А еще врезался в память только что выстроенный храм, на его стенах мастера рисовали святых. Я любила туда бегать. Работали там трое живописцев. Но особенно подружилась с Жихберномом. Мне тогда было семь лет. Я усаживалась возле него и наблюдала, как он растирает краски, смешивает их с маслом, а потом рисует. Меня восхищало, как на пустой стене возникали лики святых. Сначала появлялась голова, волосы, а потом черты лица. И только в последний момент возникали глаза. Они появлялись из темноты, постепенно обретая жизнь и вдохновение, и начинали смотреть прямо в душу…
Некоторое время они ехали молча. Потом Рерик проговорил:
– А мне из детства особенно ярко врезалось в память время, когда жили в родовом имении Лельчицы. Почему-то встают перед глазами зимние вечера, когда мы бегали вперегонки с месяцем. Он ярко светит на черном небе, а мы, мальчишки и девчонки, глядим на него и бегаем вдоль улицы. И каждый раз думалось, что вот-вот перегоним, он окажется позади нас, а он все равно плыл по небу рядом с нами… Глупые были!
Ильва рассмеялась. Смеялась она тихо, будто про