Сладкий привкус яда. Андрей Дышев
письмоводителя, я все чаще поглядывал на стеклянные двери аэропорта и на часы. И когда к нам вышла ссутуленная под тяжестью сумки скорбящая вдова в черном платке, я едва устоял на ногах от восхищения мастерством перевоплощения. Водитель, не сразу узнавший Татьяну, скривил лицо, с недоумением взглянул на меня и спросил:
– Что это с ней?
Я пожал плечами. Водитель кинулся к Татьяне. Надо было видеть, как он перед ней прогибался! Я знал его как мужика сурового, прекрасно знающего цену автомобиля, на котором он ездил, а значит, и свою цену. И потому был сражен наповал при виде такого бесстыдного лакейства. Татьяна вела себя так, чтобы водитель смог сполна проявить свое усердие и продемонстрировать верность, и при этом ничуть не стеснялась меня. Открыв рот, я смотрел, как она терпеливо стоит перед закрытой дверью машины, дожидаясь, когда водитель затолкает ее сумку в багажник, а затем откроет перед ней дверь.
– А где Родион? – спросил водитель, усадив Татьяну на заднее сиденье. Он был наполнен светом самодовольства, как если бы был военным и получил очередную звезду на погоны.
Только теперь я вспомнил о своей грустной обязанности.
– Родион погиб, – ответил я и полез в машину.
Водитель долго не мог тронуться с места. Он сидел за рулем, без надобности запускал стартер и тотчас его глушил. Снова запускал и глушил. Я понимал, что творилось в его голове в это время. Он расставлял фигуры по шахматному полю усадьбы в новом порядке и никак не мог определиться с фигурой Татьяны. Еще совсем недавно она была невестой Родиона. Невеста – без пяти минут жена, вторая полунаследница, третье лицо после князя и Родиона. А теперь? Невеста без жениха – не невеста. Просто девушка, просто письмоводитель. Какое место определит ей князь?
Наконец водитель успокоился и взялся за ручку передач. Должно быть, он решил, что вел себя по отношению к девушке универсально, безошибочно для любого случая. Вежливость – она еще никому не вредила.
Бордовый «Понтиак-Трансспорт», похожий то ли на крысу, то ли на торпеду, мчался по магистрали, мягко покачиваясь на рессорах. Мы с Татьяной таяли на заднем сиденье, и казалось, что в длинном и просторном салоне, кроме нас, нет больше никого. Водитель рулил где-то впереди, почти полностью скрытый спинкой и подголовником. Наверное, раньше он был то ли автогонщиком, то ли летчиком-истребителем, и понятие быстрой езды стало для него относительным. Машина уподоблялась тяжелому управляемому снаряду.
Я рассказывал водителю о том, как прервалась связь с Родионом, как я нашел пустую палатку и обрывок веревки. Водитель цокал языком, качал головой и с любопытством поглядывал на Татьяну в зеркальце заднего вида. Татьяна молчала, не комментировала мой рассказ и не перебивала меня. Она сняла траурный платок и стала теребить красный бантик, привязанный к кончику своей косы. В конце концов она развязала его, распушила, превратила в мохнатый клубок шелковых ниток.
С ней что-то происходило. Казалось,