Сладкий привкус яда. Андрей Дышев
тканей головного мозга. Но я обязан был добраться до лагеря любой ценой.
– Черт с тобой! – крикнул я портеру, вырывая вмерзший в снег ледоруб. – Жди меня здесь! Я принесу тебе еды!
Что мне оставалось делать? Я лишался человека, который подтвердил бы полиции, что видел в третьем высотном лагере обрезок веревки и ботинок Родиона. Но, даже добравшись до лагеря, Бадур уже был бы не в состоянии понимать смысл предметов. Собственно, он вполне мог умереть по пути к лагерю. Наш, казалось бы, безукоризненный план дал первый сбой.
Я придвинул Бадура вплотную к скале, чтобы он ненароком не свалился с карниза в пропасть, снял с себя пуховик и накрыл его с головой. Бадур с благодарностью замычал из-под пуховика. Я оставил здесь же рюкзак, веревки и все «железо». Ледяной ветер насквозь продувал мой свитер, и я начал быстро остывать. Я здорово рисковал, разоружившись перед горой, но меня грела надежда, что сумею подняться до третьего лагеря в быстром альпийском стиле, а там кислородом и едой восстановлю силы.
Стиснув зубы, я карабкался по заснеженному гребню. Порывистый ветер бил меня в лицо, словно боксер, посылая отрывистые и точные удары. Кошки скрежетали о камень и лед. Каждые три-четыре шага я останавливался, чтобы успокоить дыхание. Кислорода в баллоне уже почти не осталось, и я начал задыхаться. Кратковременный отдых не восстановил сил. Они, словно кровь из раны, уходили из тела независимо от того, стоял я или шел. Я потерял счет времени и не думал уже ни о чем, превратившись в машину, запрограммированную на движение вверх по склону. Перед глазами плыли остроугольные камни, обломки льда и снежные дюны. Когда я останавливался, они продолжали плыть, растекаться, растягиваться и сжиматься.
Я крепче натянул на посиневшую от холода руку перчатку и сделал шаг, потом второй, третий… Весь смысл этого подъема заключался в том, чтобы портер был со мной рядом. Он обязательно должен был дойти до палатки третьего высотного… Как тяжело! Как противится, сопротивляется организм этим космическим условиям. Топтать ступени на запредельной высоте – это стремительное старение. И все ради чего? Для одних – спортивный азарт, для Орлова – Игра, тест. Нечто лабораторное, что-то вроде центрифуги, в которой гоняют мочу…
Я вспомнил, как Родион предложил мне возглавить строительные работы в его усадьбе на окраине Арапова Поля в Тверской области, на живописном берегу Двины. Я даже приблизительно не мог сказать, сколько это стоило – двадцать четыре гектара земли с парком, прудом, беседками, хозяйским домом, библиотекой, гротом, летним театром, конюшнями, псарней, домиками прислуги… А отец Родиона тем временем восстанавливал церкви в близлежащих деревнях, строил церковно-приходские школы и открывал личные картинные галереи. Обнищавшие провинциалы смотрели на потомственного князя как на тронувшегося умом мессию, от которого пользы, как от иконы, висящей в углу избы, – вроде всесилен, а денег не выпросишь. Нам вообще не дано понять русских эмигрантов с их гипертрофированным определением истинной ценности…
Моя нога