Мертвая царевна и Семеро Грезящих. Сергей Юрьевич Соловьев
огнем, будто замерзла, повернула голову, и ответила.
– Во сне видела. Я тех кто близок, во сне вижу иногда, только лицо. А если болезнь какая, то место недуга будто черная полоса покрывает. Вот и у тебя так, Тара. Черная полоса на груди, и помни- я не ошибаюсь.
– Не знала я … – начала она неуверенно, – если так, лечи. Но ни слова другим, – сказала она, оглядев всех в горнице, и те согласно кивнули головами.
– Зима, – сказала Снега, – сделай настой липы, и мед мне нужен. А ты Тара, рядом со мной садись, да не бойся ничего.
Послушница села рядом, Снега надавила на пару точек на теле девушки, погрузив ее в сон, а сама положила свои руки гостье на грудь, и прикрыла свои глаза. Все, сидящие в горнице, не могли отвести взгляда от этого – приемная внучка на глазах побелела, стала похожей на ледяную глыбу, глаза почернели, а губы ее посинели, и синими стали и ногти на пальцах, сжимающих плечи послушницы. Снега в изнеможении села на лавку, привалившись спиной к стене дома. Дышала она, как будто пробежала до самого Ямала, и ловила открытым ртом воздух. Когда она открыла глаза свои теперь невидящие глаза, и пыталась встать, то чуть не упала на пол, и ее поймал за плечи Ван, а она в ответ лишь бесспомощно улыбнулась, и посмотрела вбок, мимо него, своими слепыми черными глазами. Тара только открыла очи, потрогала недоверчиво свои бока и грудь, судорожно вздохнула и с испугом взглянула на Снегу.
– Что с тобой?
– Пройдет, уверенно ответила ведунья, – завтра у меня все будет хорошо, – добавила Снега, – всегда так, Тара. Каждый раз.
Все домашние смотрели с надеждой и болью на несчастную ведунью, которая цепляясь пальцами за стену, дошла до своей лежанки, села на нее, и в изнеможении вздохнула. К ней опять подбежал Ван с ковшом меда.
– Попей, хоть сил наберешься, – и вложил ей в руки питье. Снега выпила до дна, слабо улыбнулась, смотря вбок от юноши.
– Спасибо, – только и промолвила.
– Никому про это ни слова, – сказала Зима, строго оглядев всех домашних, и сама вспомнила, да и не забывала, как и ее излечила эта девушка.
– Само собой, – пробурчал Ван, оглядывая остальных.
– Никому не скажем, – в один голос ответили Тара и Алена.
– Ложись, отдыхай, – и Зима уложила ведунью, укрыв ее меховым покрывалом.
И гостья, и домашние Зимы, вышли пройтись по селению, где стали ходить ряженые. Кто-то прицепил рога, и волосы из мочалы, мужчины одевались женщинами, а женщины надевали одежды мужчин, спрятав свои лица под берестяными и деревянными масками. Они распевали скабрезные ритуальные песни, славя весну и новый огонь в очаге. Таре понравилось селение, но с утра она должна была возвращаться на Алатырь, плыть на лодке по Оби обратно, а где и ехать на санях. Зима открыла калитку, затем и двери дома, все поднялись по лестнице в горницу, а там уже веселая улыбающаяся Снега творила тесто, готовясь испечь пироги. Она выглядела веселөй, ее веснушчатый нос был испачкан мукой, пепельные волосы, убранные в косу, покрывала косынка, а рукава рубахи были закатаны до локтя. И все заметили