Десять тысяч дверей. Аликс Е. Харроу
совершенно не интересовалось жизнью большого мира, а большой мир вежливо отвечал взаимностью. Их ферма располагалась в небольшой зеленой лощине в самом центре страны, как раз там, где находилось бы сердце этой земли, если бы она была телом живого существа. Обе армии времен Гражданской войны не удостоили эту ферму вниманием, когда проходили мимо. Семейство выращивало достаточно кукурузы, чтобы прокормить себя и четырех молочных коров, заготавливало достаточно конопли, чтобы продавать пеньку на хлопковые фабрики, располагавшиеся ниже по реке, и успевало засолить достаточно мяса, чтобы к весне у домочадцев не начали шататься зубы. Их интересы не выходили за пределы принадлежавших им семи акров, а политические взгляды сводились к поговорке, которую любила повторять Мама Ларсон: «Богач творит как хочет». В 1860 году молодой Ли Ларсон в приступе патриотизма отправился в город, чтобы отдать свой голос за Джона Белла, а потом выяснилось, что последний проиграл не только мистеру Линкольну, но также Дугласу и Брекенриджу. Это происшествие в очередной раз убедило клан Ларсонов в том, что политиканство – лишь предлог, выдуманный, дабы отвлекать рабочий люд от дела.
Во всем этом Ларсоны совершенно не отличались от своих соседей. Сомневаюсь, что до меня какой-нибудь биограф, хроникер или даже местный журналист хотя бы раз упомянул их имена в печатном тексте. Во время написания этой книги я попытался взять несколько интервью, но на меня смотрели с недоверием, и разговор не задавался. Это было все равно что допрашивать скворца или белохвостого оленя.
Но у Ларсонов имелась одна необычная особенность: к моменту, когда родилась Аделаида Ли, все оставшиеся в живых члены семьи были женского пола. По причине невезения, сердечной недостаточности и простой трусости их мужья и сыновья оставили на произвол судьбы нескольких женщин с волевыми подбородками, которые с виду так походили друг на друга, что вполне могли быть одной и той же женщиной в разные периоды жизни.
Ли Ларсон ушел последним. С присущей ему несвоевременностью он отправился на юг вступать в ополчение лишь тогда, когда Конфедерация уже была на последнем издыхании. Его молодая жена – бесцветная девушка из соседнего округа – осталась на ферме ждать новостей. Новости не пришли. Вместо них семнадцать недель спустя, в ночи, объявился сам Ли Ларсон в потрепанной форме и с кусочком свинца в левой ягодице. Через четыре дня он снова ушел, направляясь на запад с затравленным выражением на лице. Но этих дней хватило, чтобы зачать жене ребенка.
Аделаиде Ли было три года, когда ее мать не смогла больше противостоять чахотке и меланхолии и окончательно угасла. С тех пор девочку воспитывали бабушка и четыре тетки.
Так и получилось, что Аделаида Ли родилась в горе и бедности, а выросла в невежестве и одиночестве. Пусть эта история о низком происхождении наглядно продемонстрирует: то, откуда человек начинает, необязательно предопределяет то, каков будет конец его истории. Аделаида Ли с возрастом не превратилась в еще одну типичную бледную женщину из рода Ларсонов[4]. Она стала совершенно
Ученые утверждают (Клаус Бергнон, «Эссе о судьбе и праве крови в средневековой литературе», отправленное Американскому антикварному обществу, 1872), что значимость кровных уз и происхождения является повторяющимся мотивом во многих сказках, мифах и легендах.