Блок верности. Сергей Николаевич Тихорадов
комплекте с Семеновым шла неспособность останавливаться и отдыхать. Парень мог не спать сутками, делая свою работу, а потом падал, как правило, здесь, на зенитной площадке.
Площадку соорудили с расчетом на гравилеты. Их еще официально не изобрели, но мы знали, что работы ведутся. Еще несколько лет, и новая техника будет представлена публике. От обычной вертолетной площадки наша отличалась прямоугольным люком, устроенным метрах в пяти от центра. Поговаривали, что в этот люк будут автоматически подаваться снизу какие-то особые то ли аккумуляторы, то ли батареи. С чем батареи, с гравитацией? Звучит как чушь, но интересно будет посмотреть. Наверное, и для времени скоро изобретут аккумуляторы. Надо тебе полчаса, откупориваешь банку, и получаешь. В этом мире возможно все.
Лифт остановился. Дальше шло только небо, и легкие на нем облака. Отсюда вся Москва, как на ладони, иначе не скажешь. Протяни руку, и забирай. Иногда я чувствовал, что мы этим и занимаемся – держим в своих ладонях и Москву, и всю страну, и…
Фу. Три раза фу. Я поморщился – ну откуда этот дешевый пафос, господа? «Держим в ладонях… охраняем ваш покой… наша служба и опасна и трудна…» Последнее и вовсе неправда. Наша служба и не опасна, и не трудна. Конечно, не у каждого бы хватило для нее мозгов. Но тот, у кого хватило, получает от серьезной умственной работы необычайное наслаждение, так что стоит ли говорит о каких-то трудностях? Не стоит.
Вокруг зенитной площадки был легкий прозрачный купол, но я не стал его сейчас открывать – чувствовалось, что за бортом ветер, продует еще моего Семенова.
Лифт чпокнул, словно послал воздушный поцелуй, затворяя свои раздвижные губы.
– Как проезжаю мимо нашего робаристы, – сказал я, – все вспоминаю, что надо бы ему вшить блок верности. Ты читал про такое нововведение, Юра?
Семенов скривился.
– Что ни «впрограммируй», – сказал он, – железка, она и есть железка. Штуковина, как вы говорите.
– Ну, не скажи, Юра, – возразил я, – чем тебе плох верный, как собака, бармен? Да если бы живые бармены были верны… хотя бы клятве Бахуса, знаешь, насколько вырос бы коэффициент честности в московском общепите?
– Живые… – протянул Семенов, – Чушь собачья этот блок верности, Сергей Савельевич. Программа – она и есть программа.
Сильно царапнуло меня это его презрение к непонятным, похоже, для него вещам. Ну да ладно, поколение у них такое.
Несколько секунд он молчал, потом все-таки малость воодушевился.
– А что, есть такая клятва Бахуса? – спросил он, – и коэффициент честности?
– Конечно, – соврал я без тени сомнения.
– Кажется, – сказал Семенов, – я слегка подустал, Сергей Савельевич.
Слушать Семенова было, что самые простые шарады разгадывать. Он для меня прозрачен, как лифт. О своих ощущениях и желаниях говорит скромно и неуверенно, потому что сам в них не разбирается. Он не уставал, но мог «подустать», и только «слегка», на службу мог «припоздниться»,