Смерть никто не считает. Александр Анатольевич Лепещенко
в море не достала.
Страх как интересно!
И ведь говорится о смерти.
Или вот ещё…
Стоит село,
Всё заселено,
По утрам петухи поют,
А люди не встают.
Почему именно к смерти такой интерес? А потому что Капитолина навидалась её на своём веку.
Когда-нибудь о бабке я ещё порасскажу.
Во человечище! И на продразвёрстке была, и артелью инвалидов «7 Красных взгорков» верховодила. Я много раз слышал от неё, что «числа семь и тринадцать до всегда приносят удачу». А ещё что она любит жёлтый цвет и пахучий самосад, верит снам и предсказаниям. Одна-одинёшенька (без мужа, сгинувшего в Гражданскую), Капитолина моя подняла на ноги семерых детей. Вот и тут «семёрка»! В общем, была она командором в юбке. И всю жизнь оставалась в том сане, в который возвела себя сама.
До всегда.
…Голоса бубнов и барабанов набирали силу, ветер шипел и трогал стяги, звенели тетивы, свистели стрелы, гремели сапоги по палубе, визжала сталь мечей, ударяя о шлемы, кричали воины. Широкораду казалось, что он слышит даже то, как убитые с громким плеском падают за борт. Мичман разглядывал ладью на обложке дневника и представлял яростное морское сражение до тех пор, пока не явился Пальчиков.
– Извините, Александр Иваныч, но вынужден вас побеспокоить!
– А что такое?
– Понимаете… Дело всё в том…
– Николай Валентиныч, не тяните! – поморщился Широкорад. – Давайте к сути!
– Ага, значит… Э-э в турбинном отсеке был замечен посторонний… И старшина первой статьи Шабанов хорошо разглядел его желтушный наряд.
– Может, первостату всё это привиделось?
– Никак нет… Рифкат божится, что наяву было. Да я и сам видел того типа, но только в электродвигательном отсеке…
– А что вы предприняли?
– Да ничего… Стушевался наш посторонний.
– То есть, как стушевался?
– Как? Ну, навроде тени…
– Николай Валентиныч, вы можете понятнее изъясняться?
– Так точно!– расправил плечи мичман Пальчиков. – Посторонний, которого мы оба с Рифкатом видели, он, он… исчез. Мы осмотрели отсеки, но никого не нашли.
– На ГКП докладывали?
– Пока не докладывал – никого ведь не нашли.
Широкорад помолчал, думая, говорить ли своему подчинённому о том, что и он уже видел гостя, и решил пока не говорить.
– Поступим следующим образом… – взглянул вдруг на Пальчикова Александр Иванович. – Продолжайте нести вахту, но если появится гость, то сразу дайте мне знать… Надо во всём, как следует разобраться… О чём командиру будем докладывать? Может, нам в лазарет пора… Может, это какая—то массовая галлюцинация?
– Есть, понял! Разрешите идти?
– Занимайтесь, Николай Валентиныч! – кивнул Широкорад.
Когда Пальчиков ушёл, Александр Иванович сунул дневник между конспектами по боевой подготовке и задумался. Но ни одного толкового объяснения случившемуся так и не нашёл – ни через девять минут, ни через семнадцать.
Глава девятая
«Число семнадцать у древних римлян слыло роковым, – думал Первоиванушкин. – Цифры,