Моё родословие. Воспоминания. Иван Леонтьев
хор. Мать никогда не пела и никаких молитв не читала, да и ленилась молиться, то ли она не признавала всё это по своей неграмотности, то ли не хотела. Отец становится на молитву, читает вслух, я с ним вместе повторяю так же: становлюсь на колени, а мать никогда этого не делала, подойдёт к столу, раз, два, три махнёт рукой и уйдёт с улыбкой. Отец хватится – её нет, окончит молиться, начинает говорить и укорять: «Марфа, что же ты делаешь, не молишься, ведь ты на том свете можешь только страдать, вечно будешь гореть и не сгоришь!» Мать отвечала: «Михаил, я ничем не грешна, моя совесть чиста, не молюсь потому, что я ничего не знаю!» Отец говорит серьёзно, а мать отделывается улыбкой и смешками. Мама моя была всегда жизнерадостная, но никогда с нами не пела, у неё была своя любимая песня, тогда, когда отец был в отлучке. В зимние дни сидим на печке, мама поёт:
На крыше воробей сидит, чиликае,
А по ту сторону девка парня кличеть:
«Выйди парень, выйди, свет, за новые ворота,
Тятьки с мамкой дома нет, некого бояться!»
Мне, как я начал помнить, отец говорил так: «Всё проживу, а Ваньку учить буду, я знаю как быть неграмотным, как жить тёмному человеку!» Таким образом, я должен был каждый день читать молитвы, а отец их с радостью слушал, даже когда были гости, и то мне всегда приходилось читать молитвы и получать похваление. Вот с самого раннего детства я веровал в убеждения своего отца и уже знал, что можно делать и что делать грех.
Шёл 1912 год, я его хорошо помню, он был урожайным, было много хлеба и этот хлеб остался у некоторых на зиму не убраным. Шли осенью сильные дожди и убирали хлеб некоторые хозяйства уже зимой, когда выпал снег и заморозило.
Мой крёстный, Иван Садчиков в банях сушил семя подсолнечное и так же занял баню у Алексея Попова, который проживал против нашего двора. Разузнали ребята, что сушатся семечки, начали потихоньку красть их и продавать на гостинцы девкам, стали справлять вечера с угощением. Разгадав это, крёстный начал хитрить: пришёл домой и сделал вид больного. Мать его, тётя Степанида спросила Ивана, не заболел ли он, почему невесёлый? Крёстный ответил, что он здоров, однако продолжал быть мрачным. Тётя Степанида собрала ему ужин и дала шкалик водки, надеясь на то, что Иван все-таки расскажет ей, что случилось. Долго крёстный «мариновал» мать и, наконец, рассказал, предупредив тётю Степаниду не разглашать то, что он ей скажет. Поведал матери, что он был в бане Попова Алексея в полночь и слышал ужасы когда выходил из бани – под полком мяукали кошки, играли в гармонь, пели, хлопали в ладоши и он спасся молитвой «Да воскреснет Бог». Сам лёг отдыхать, а пока крёстный спал, об этом страхе узнала вся деревня: все пришли в ужас, какое видение перенёс крёстный и не струсил! И ребята перестали воровать из бани семечки.
Дело близилось к весне и эту баню топила моя сестра Ирина и её подруга Анна Попова. После того, как она была готова, подружки первыми пошли в баню и первыми мылись. Я же, подошёл ещё раньше в этот предбанник,