Эскалатор бытия, или Сборник рассказов. Анастасия Владимировна Тихомирова
на пианино, а женщина оказалась музыкальным жюри и дирижером и предложила девочке сыграть в каком-то конкурсе.
Жестокость.
Конический креозот в бутылке, как вы понять могли, в форме конуса, с добавлением листвы, если его вылить – составляет листопад горючий – ему подвергся линолеум и говорил:
– Привет, братья мои, листья измотанные, но все еще юные, богатые опытом, который взвалился на ваши плечи.
– Приветствуем, все больше опытный линолеум, который из дерева сотворен, и испытал на шкуре своей – так много перетерпел.
И разбилось стекло в форме конуса и говорило:
– Я также многострадально! Могу быть вашим другом!
Но не приняли они его, так как оно пострадало еще больше от сотворения какой-то совсем не близкой природе формы…
– Мы не принимаем тебя, уйди…
– Но я так же было сделано из песка и извести.
– Мы не видим в тебе этого, значит в тебе этого нет…
И лежало стекло одиноко все свое время…
«Живописность Франца Шуберта»
Риф – продолговатость, свирепствующая одному агнцу, который шел по нему своей дорогой – он
хотел побывать везде. Но он ему не давал сделать это сполна. Агнец споткнулся. И не мог
превозмочь свои силы, он уже утратил свою веру – веру во всякую вседозволенность, которую
как-то наблюдал, которая была у него с рождения – она уже потухла – он не может даже внятно
изъясниться, думая, что шорох – это опасность. Это некоторая крайность, которая никак не
разлучает его с трясиной его нутра – все бьется трепетно, но никак это не освободить. И верность
своему сердцу осталась гнить в помойке мыслей, которые шатаются уже под ногами – сопливые и
неудачные, они даже не имеют дома, только танцуют в ходячем таборе под укрощением
рассудка, которые натирает их до блеска – до цирковых, они начинают биться как вон выходящие
от такой «заботы». И становятся одной большой мыслью, пожирая друг друга. Этот агнец уже
совсем обомлел от пустоты у него в голове, от одной только жирной ленивой точки.
Поговорим об утраченном чувстве вседозволенности, когда у агнца была чистая голая
воля и он хотел прямо ее выразить и не думал еще, что это может быть подчинение. Он только
хотел, чтобы желания соответствовали Бытию, а Бытие желаниям. И вот здесь он и стал
постепенно опускаться с небес, пока совсем не снизошел до океанских глубин. Желания его с
возрастом становились более очерченными и презентабельными, а главное более сильными. И
так получилось, что величина их была для идеологии небес очень сомнительной, не уважаемой —
слишком большой. В их обществе для него было все в миниатюре – то как они излагаются, как
себя ведут – они были для него слишком вялые. Так что ему приходилось себя сдерживать почти
что