Пиррова победа. Роман. Часть 1. Василий Варга
никак не получалось: охрана стояла.
– Магазин есть?
– А как же. Винно—водочный. Водки – бери, не хочу. Только люди сейчас научились самогон гнать, в магазин редко заглядывают. Вот гвоздей бы, где достать, ну нигде нет. Топор тоже не купишь, а вил даже двух рожковых шаром покати. Хоть караул кричи. И хлебный магазинчик бы организовать.
4
Горбун еще долго рассказывал о неустроенности сельской жизни, о том, что неспокойно как—то: у селян свои коровы и даже волы, а у пролетариев, таких как он, даже курицы у дома нет. А это несправедливо. Несколько сельских пролетариев в растерянности пребывают. Может, кто—то из них и начал бы работать, сажать картошку там, огурцы, да помидоры, да опыта нет. Отцы и деды пролетариев тоже были пролетариями и своих наследников отучили от сельского труда. Пролетарии это люди особого склада, они не умеют и не хотят учиться работать, не любят рано вставать, если даже и что—то пытаются, у них начинают болеть руки, ноют мышцы и вообще они живут надеждой, что придут русские браться и все им предоставят на блюдечке с голубой каемочкой.
– Наш брат к чему приучен? днем спать, а ночью в корчме сидеть, или за девками шастать, а кто, где бы что—то украсть. Вот советская власть поможет, на нее вся надежда. Кто был ничем, тот станет всем. Этот принсип надо поставить во главу угла, как говорит великий банкир и вождь, наш великий вождь Сталин.
Фокин слушал очень внимательно сельского пролетария, ему было интересно, чем дышат жители села, как они относятся к своему освобождению, пойдут ли они добровольно в колхозы, отказавшись от земельных паев, на которых они безраздельно хозяйничают. Но горбун вскоре стал клевать носом: в машине от весенних, солнечных лучей стало жарко и вдобавок еще укачивало. Капитан ехал медленно, стрелка спидометра не переваливала отметку 40. Он не только любовался сказочными местами, но и решил немного расслабиться и даже вопросов не задавал больше. Капитан, избавившись от говорливого помощника, начал думать, в который раз, почему его тогда, в сорок шестом, с такой поспешностью отозвали из Германии? Неужели за связь с немкой? Эх, хороша была эта немка. Если бы тогда не отозвали, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Может, это даже и лучше, что так получилось. Это называется: сделать больно сейчас, чтоб не было больнее потом.
И вдруг перед его глазами возник образ обитателя ГУЛаГа Зураба Билиашвили, бывшего узника немецких концлагерей, которого он незадолго до отъезда из Балтимора допрашивал, почему тот сдался в плен, почему не помер смертью храбрых? буржуазного образа жизни захотелось?
– Ты откуда знаешь, как там люди живут? Ты там был? Не был, и я не был. Мне предлагали остаться, я не согласился и теперь жалею, говорю честно. Мой друг Гиви остался там, он, небось, живет припеваючи. А я, дурак, надеялся увидеть свою Абхазию, а теперь я твою харю вижу. Лучше бы я улицы у англичан подметал, чем здесь вшей кормил. А ты мне шпионаж не пришивай, я на себя наговаривать