Осколки легенд. Том 1. Андрей Васильев
же еще? Только в наемники, ваша правда.
Через полчаса он раскланялся с седым человеком и его спутниками, которые даже не удивились, увидев у своего костра кого-то, кого с вечера не было. На прощание человек в черной рясе впихнул ему кожаную куртку и немного денег, хотя Лейн и отказывался.
– Х-херц, – сказал он одному из своих спутников, когда нежданный гость удалился от стоянки на достаточное расстояние. – Дум-мается мне, что я этого Л-лейна знаю. Навести-ка з-замок бейлифа Мак-Магнуса и узнай, не случ-чилось ли т-там чего-нибудь нынешней н-ночью. Ч-чего-нибудь эдакого, о чем н-нам знать над-до. И в-вот если случилось, то нав-ведайся к нашему человеку в В-вольных ротах, пусть он за эт-тим Лейном присмотрит. Ав-вось, когда-нибудь на ч-что-нибудь он нам и сг-годится.
Он улыбнулся, глядя на почти растворившуюся во встающем солнце фигуру спасенного им человека.
Кровь на снегу
Удар. Еще удар. Сталь скрежещет о сталь, да так, что искры сверкают, пусть и еле различимые в свете яркого северного солнца.
Удивляться нечему – мечи-то у бойцов добротные, гномьей работы, с прославленным клеймом Тралли-коваля у рукояти. Как он тогда сказал им?
– Это мечи-побратимы, милсдари рыцари, помните об этом.
Они помнили. И в песках Востока, где рубились с ордами нечисти, и на лугах Запада, где мир без войны редко жил дольше месяца, и в джунглях Юга, где их врагами были такие твари, что страшно вспомнить. Да и как могло быть по-другому? Ведь в тот же день, только выйдя из лавки гнома, эти двое отправились прямиком в храм Витара, бога воинов, чтобы смешать кровь и стать братьями. Настоящими, кровными, а не только по оружию.
Помнили они об этом и после, в той последней битве, где погиб их Командор, славный рыцарь Адальфрик. Он погиб, а его воины отступили. В первый и последний раз в жизни – отступили. И те стяги, под которыми они всегда гордо стояли, были втоптаны в грязь слугами того бога, который некогда принял от побратимов клятву крови.
Кто знает, может, в тот злосчастный день и появилась в душе одного из них та самая первая, незаметная еще трещина, которая со временем стала пропастью, по краю которой эти двое добрались до этой заснеженной равнины?
Они клялись никогда не поднимать свои мечи друг на друга и, если один из них падет, мстить убийце до конца, невзирая на то, кем тот будет.
И вот – клятва нарушена. Брат пошел на брата, и победитель не сможет отомстить. Разве что броситься грудью на свой меч, но только какой в этом смысл?
Удар, поворот, удар. Нет, ему не победить. Не потому, что названный брат сражается лучше, чем он. Просто у каждого человека есть свой, отведенный ему предел сил. И он, увы, подошел к самой его черте.
Но не только в этом дело. Беда еще в том, что именно сейчас, под этим ярким солнцем, он усомнился в том, что все сделанное им за последнее время было правильным. А что если все, что он творил, все же было ошибкой?
Страшной.
Непоправимой.
Ведь, по сути, он стал тем, против кого до того сражался всю свою жизнь. Потеряв веру, он потерял друзей.
Потерял себя.
Правда,