Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время. Александр Петров
возница. – Ты паря, осторожнее с огнем, в сено попадет, – пиши пропало. Маруська испугается, понесет, телега сгорит, сами покалечимся…
– Я аккуратненько… Не видишь, человеку закурить даю?
– Кому энто? – с подозрением поинтересовался мужик.
– Да так, дембелю одному, – ответил я, задувая спичку.
– Ты, паря, часом, не тронулся? – спросил дядя Федор. – Тута легше легкого.
– Сам ты тронулся, – всем видом показывая, что не намерен продолжать дискуссию, ответил я, укладываясь на дно телеги.
Солдат присел рядом.
– Как оно там? – спросил он, поднимая руку кверху.
– Узнаешь, – ответил я. – У каждого там по-своему.
– А куда меня?
– В смысле?
– Вниз или вверх?
– То, что ты, как дурак, седьмой век склад караулишь, это как для тебя? Плюс или минус?
– Так ведь оружие, патроны… – начал оправдываться мой собеседник. – И никто сменить не шел…
– А что ж сейчас пост бросил? – с некоторой ехидцей поинтересовался я.
– Пришла смена, – ответил солдат. – Деревня! Где право, где лево, не знает толком, да ладно… Сменил ведь.
Вдруг всё вокруг подернулось туманом, и появился отец. Он подошел ко мне, протянул руку, чтобы поправить тулупчик, которым я был накрыт. Я вскочил. Отец исчез, будто его и не было.
Дядя Федор все так же сидел, глядя, как суетится народ перед развороченной дверью. Он повернулся ко мне.
– Оклемался, паря?
– Чго было-то? – осторожно поинтересовался я.
– Ты, Данилка, в погребе мертвяка увидел – и завалился. Тебя сюда принесли, уложить хотели – ты говоришь: «Нет, посижу». Потом серник зажег, руку вытянул, смотрел, как горит. Бубнил чего-то, потом улегся. Я тебя тулупчиком накрыл. Помнишь?
– Не-а, – ответил я. – Отец выходил?
– Нет, не до тебя ему. Там, в подземелье, газ, кажись, обморочный какой-то. Как стали робяты падать… Тимка Рябой насмерть задохнулся, пока выволокли. Вишь, до сих пор воздуху туда качают.
Возница кивнул на людей у двери, которые изо всех сил растягивали и сжимали меха, подсоединенные к старинным брезентовым шлангам, уходящим в черноту подвала.
Хотя все увиденное мною в странном полусне-полуяви уже начало стираться из памяти, как забываются обычные сновидения, все внутри меня екнуло от ужаса: реальность сна была правдива, более того, она перекрывалась с обычным миром, где махала хвостом запряженная в телегу лошадь, пахло сыростью, дубленой кожей тулупа, дегтем и сеном.
«Кто я? – металось в голове. – Почему я вижу то, что происходило с другими? Почему я вижу мертвых? Почему я говорю с ними?»
Двор наполнился топотом копыт – это прискакал князь. Иван Васильевич как всегда был во главе своих придворных, советников, амазонок и отборных гвардейцев-телохранителей.
Сразу все забегали, засуетились. Молодой дружинник лихо соскочил с коня и с криком: «Архивариуса к светлейшему князю, спешно!» – нырнул в подвал. Через мгновение оттуда донесся мат и звук зуботычин, щедро