Расцветая подо льдом. Максим Анатольевич Форост
Очумелый…»
Глава VI
Может, и стоял когда-то Щерёмихин сбитень рядом с дурманом, но стоял недолго. Ни горячечного тумана в голове, ни жара в груди не было и в помине. Грач подосадовал: и тут его обманули. Только горечь во рту! Да на беду не остыло желание сцепиться с первым же встречным.
Вот, замаячило через две улицы прежнее Изясово подворье – теперешняя Златовидова ставка, и как на грех вспомнились Руночкины слова: «Ах, у нас с ним всё так серьёзно…» Грач с досады подстегнул Сиверко: «Вот и спросим сейчас у него, как серьёзно!»
Грач у дощатых ворот спешился, хотел заколотить в створку кулаками, да помедлил. А как замешкался, то вот и заметил, что через улицу глядит на него, на изгоя Грача, тройка парней – уличных балбесов. Запал сам собою прошёл.
– Тебе бы лучше уйти… – долетели чьи-то слова.
Оказалось, что у ворот приоткрыта калитка, а из-за неё доносится голос Асеня. Асень не пел. Асень тихо говорил, а голос у него был сухим и усталым:
– Тебе лучше просто уйти с Плоскогорья, – он повторил. – Старый Нил просит тебя о том, умоляет. Ну, не нужен ты здесь! Людей пожалей…
– Люде-ей! – тянул в ответ Златовидов голос, властный и самоуверенный. – Знаешь, а ведь я ждал, что от Нила кто-нибудь придёт, – Златовид нехорошо засмеялся, – хотя бы для переговоров.
– Ты с мечом, а я с гуслями – разве это переговоры? – Асень тяжело вздохнул и заговорил тихо-тихо, так что слышались только обрывки слов, и вдруг донеслось отчётливо: – Признайся, Зверёныш, это ты рассказал Вольху про Царь-Камень!
– Грозишь? – взвился Златовид. – Грози-грози! А я здесь – власть. Что захочу, то с тобой и сделаю! – за стеной прошуршали ножны, звякнула сталь. – Я – Златовид Плоскогорский. Ты не забыл?
– Ты сам себя поставил, и здесь не наместничество твоего Вольха.
– Вольх меня простит!
– Так ли? Вы с ним прощать не умеете…
– Убирайся пока жив, гусляришко! – визгливый крик Златовида пронёсся по улице. Калитка перед лицом Грача распахнулась, ударилась о забор и отскочила назад.
Теснимый Златовидом певец порывисто вышел. На ходу он глянул в глаза оказавшемуся на пути Грачу. Грач так и отскочил на пару шагов, точно обжёгся. Глядел певец так, будто пронзал и прочитывал душу насквозь, до самой глубины, как одному ему ведомую книгу. Этот-то пронизывающий взгляд и обжигал, ощущался всей кожей, всеми проступившими вдруг мурашками. Высмотрев до донышка, Асень отвернулся, точно отыскал что-то презренное, и, брезгуя, прошёл мимо Грача.
Верига в этот самый миг выскочил и ткнул Асеня кулаком в спину – под котомку с рожком и гуслями. Певец не покачнулся и не оглянулся. Так не оглядываются на дерево, роняющее на спину сухой лист.
Вышел и Златовид. Грач прежде его таким не видел: Злат дрожал мелкой дрожью, а белые пятна оспинами покрывали ему щёки. Никого не узнавая, он глянул по сторонам и, словно чуя опасность, потянул из ножен палаш. Потом моргнул, приходя