Писатели свободы. Как 150 «трудных» подростков и учительница бросили вызов стереотипам. Эрин Груэлл
увезли в машине скорой, только они многого не знали. Не знали, что он дружил со мной и что у него была впереди вся жизнь. Его застрелили за то, что он оказался не в том месте и не в то время. Я не слушала, что они говорили. Просто стояла и смотрела на кровь моего друга на полу. За всю свою жизнь он никому не причинил вреда. Как теперь быть его родителям? Как быть мне?
Становилось поздно, на следующий день мне надо было в школу. Я не знала, как наш район переживет смерть парня, который вырос у всех на глазах. Но понимала, что в эту ночь многие наши соседи лягут спать с мыслью: «Еще один…» И будут знать, что это повторится снова, может, опять кого-нибудь застрелят из машины – но когда? В любой момент это могло случиться со мной, могло случиться с кем угодно.
На следующий день я подняла рубашку и спрятала на себе ствол, который нашла в переулке возле дома. Ненавижу холодное прикосновение металла к телу. От него меня передергивает, и дрожь напоминает, сколько жизней отнял этот ствол, но иногда по-другому нельзя. Я спешила на автобус и надеялась, что ствол не вывалится у меня из-за пояса. Я не боялась, что меня поймают с оружием, потому что школьное начальство обыскивало учеников только на следующий день после расовых беспорядков. А так проверяют одного ученика из пятнадцати. Все, что мне требовалось, – не зевать, чтобы не упустить случай.
В школе я ничего никому не говорила. Я слышала, как идут разговоры о стрельбе, но никто не знал, кого застрелили. Никто не знал всех подробностей. Я вошла в класс за секунду до гадского звонка. Сразу прошла к своему месту и села. И никак не могла отделаться от этого кошмара – смерти моего друга. Так весь день и просидела, не сказав ни слова. Даже не записала, что задано на дом. Закрывала глаза – и видела его лицо. Я знаю, что оттуда, куда он попал, он наблюдает за мной. Когда придет мое время, я точно увижу его там. Надо только дождаться.
Мой друг не должен был умереть тем вечером. Он должен был по-прежнему быть здесь, веселиться и радоваться жизни с нами, остальными. Он не первая моя потеря и не последняя. Я уже лишилась множества друзей, которые погибли на необъявленной войне. Войне, которая длится здесь годами, но ее все равно не признают. Это война разных цветов кожи и рас. Война, которой никогда не будет конца. Война, где оставшиеся родные и друзья оплакивают погибших любимых. Для общества каждый из них – еще один убитый на углу, еще одна единица в статистике. А для матерей вся эта статистика не просто цифры. Они символизируют оборванные жизни, срезанные цветы. Вроде тех, которые когда-то положили на их могилы.
Дневник 7. Принятие в банду
и опять цветы еще на одну могилу и сигареты еще одному другу. Сейчас, когда столько моих бойцов умирают или попадают за решетку, похоже, придется нам приступить к вербовке. Только подходить к ней как можно придирчивее. Народ должен точно быть с нами, готов получить пулю или нажать на спуск, но дело того стоит. Легко отдать жизнь ради защиты и уважения корешей и баррио, на который мы претендуем… Того самого района, в котором мы родились, выросли