Император Николай II. Екатеринбургская Голгофа. Петр Мультатули
Государю Императору. Совершенно разделяю все ваши воззрения. Тут двух мнений быть не может»[182]. Примерно такими же по смыслу были ответы всех командующих. Такая единая реакция со стороны командующих фронтами могла быть только в случае – если они заранее знали как о предстоящем опросе Алексеева об отречении, так и ответах на него. Генерал-лейтенант барон К.К. Штакельберг был убеждён: «Готовили всё это давно. Воспользовались только волнениями в Петрограде. Ставка по отъезде Государя в один день снеслась с командующими фронтов от Севера России, до Румынии и Малой Азии. Установилась полная связь между Алексеевым, Родзянкой и высшими генералами»[183].
Весьма осведомленный последний министр финансов Российской империи П.Л. Барк утверждал в декабре 1922 г.: «Я ни минуты не сомневаюсь, что план убедить Государя Императора отречься был заранее разработан этими господами, и что командующие армиями, подготовленные низкой пропагандой, были готовы ко всем случайностям. Ответы этих генералов на телеграфный запрос в роковое число 2 марта были результатом долгой и тщательной подготовки»[184].
Особенно тяжело на Государя подействовала телеграмма дяди – Великого Князя Николая Николаевича, который «по духу и долгу присяги» «коленопреклонённо умолял» отречься от престола. Генерал Н.А. Епанчин писал: «Что же должен был сделать верноподданный генерал-адъютант и дядя Государя, получив депешу Алексеева? Он должен был ответить, что он не только не осмелится просить Государя об отречении, но воспротивится всеми мерами, даже силою оружия, против тех, кто это сделает»[185]. То же самое можно сказать и о других главнокомандующих фронтами. Из них единственный, кто покаялся, был генерал А.Е. Эверт. Его супруга вспоминала: «20 июля пришло известие об убийстве Государя. Оно совсем подкосило мужа. Он впал в свою прежнюю задумчивость, однажды у него вырвалось восклицание: “А все-таки, чем ни оправдывайся, мы, главнокомандующие, все изменники присяге и предатели своего Государя! О, если бы я только мог предвидеть несостоятельность Временного правительства и Брест-Литовский договор, я никогда бы не обратился к Государю с просьбой об отречении! Нас всех ожидает та же участь и поделом!”»[186] 12 ноября 1918 г. слова генерала Эверта пророчески сбудутся: он будет убит чекистским конвоиром при «попытке к бегству».
Н.В. Рузский уверял позднее, что телеграммы главнокомандующих произвели тягостное впечатление на Государя и сыграли главную роль в его решении отречься от престола[187]. Ближайший помощник Рузского генерал Ю.Н. Данилов пишет, что Государь, после долгого душевного борения, наконец, сказал: «Я решился… Я решил отказаться от престола в пользу моего сына Алексея… При этом он перекрестился широким крестом»[188]. Так, заговорщики создали картину спонтанного решения Императора Николая II об отречении.
Между тем в переписке Ставки с Северным фронтом вплоть до приезда в Псков А.И. Гучкова и В.В. Шульгина нет ни одного упоминания о согласии Государя отречься