Диминуэндо. Наталья Климова
кидывало людские одежды, обещая долгую жизнь, било по затылкам теплом ладони, заставляя прикрывать глаза, отчего казалось, что на свете все чудесно, а умиротворение никогда не кончится.
Леся сидела на палубе и наслаждалась.
– Вам хорошо? – Рубинчик склонился над девушкой. Не нужно было следить за его взглядом, чтобы понять, тот скорей под блузой, чем на.
– Очень хорошо, – ответила Леся, улыбнувшись. – Вы турист?
– Нет, – Рубинчик присел, не дожидаясь приглашения. – Я живу недалеко. Просто захотел прокатиться. Все дожди, дожди, а сегодня солнце. Я – врач, – поспешил он оправдать свой интерес.
Рубинчик был в легкой льняной рубахе, в светлых брюках и туфлях. Обыкновенный нос, средний, не примечательный, тонкие губы и прорезанный двумя бороздами морщин лоб выдали в нем человека занятого, кого эта занятость сожрала без остатка.
Говорить было не о чем, а уходить – жаль. Рубинчик решился на знакомство.
– А хотите я угадаю, когда Ваш День рождения?
Леся едва вскинула левую бровь.
– День рождения у Вас сегодня.
– Верно, – глаза весело блеснули и девушка, – Рубинчик давал руку на отсеченье, – специально развернулась, чтобы видна была ее грудь в полу расстегнутой блузе.
– Скажите, Вы ведь точно наугад спросили, да?
Разговор завязался, превращаясь в мозаику с главным рисунком – мужчина, женщина.
Вскоре катер остановился, люди сошли на берег. Первые шаги смешили. Были такими, словно ты выпил: тело не слушалось, хотя голова соображала вполне.
– Пойдем, пойдем, – подговаривала Леся, увлекая нового знакомого.
Метрах в пятидесяти расположился старенький бар-ресторан до боли знакомый «Кровавой Мери».
«Не дорого», – оценил Рубинчик, мысленно подсчитывая наличность в кармане и переступая порог.
Торопиться не хотелось. Приключение и этот катер, и Леся отвлекли от буден, куда неминуемо предстояло вернуться.
– Вы не ревнивы? – спросила девушка, прислонившись к стене.
– Нет. Думаю, нет. Определенно.
– А Ваша жена?
– О-о, – протянул Рубинчик. – Мавр. Мавр в юбке. В смысле – очень. Задушит – не заметит.
– Это хорошо, – кивнула Леся. – Хорошо, что Вы не ревнуете, – добавила она. – Ревнует тот, кто любит, – и не дав мужчине поддержать диалог и как-то убедить в обратном, огорошила. – А Вы перед сексом пиво пьете?
Рубинчик врос в кресло. Ему стало не по себе. Как бы хороша не была Леся, тему интимную перед первой встречной озвучивать совершенно не хотелось. В звуке голоса, в выражении лица его стало столько холода и отчужденности, что он вполне мог бы заменить Кая, складывающего изо льда известное слово.
– Я почему спрашиваю, – быстро проговорила Леся, вспыхнув. – От этого вкус спермы меняется.
Рубинчик поперхнулся.
Белый павильон на противоположной стороне улицы поплыл цветами. Туда же пустились рекламные щиты, конструкции и «Немецкая обувь». Сердце застучало, заиграло.
Посетителей становилось все больше. Создалось впечатление, что всех вваливающихся в бар охватило радостное возбуждение.
– А это имеет значение? – снисходительно улыбнулся Рубинчик, мысленно расстегивая ремень. Хотелось пить. Причем пиво. А Леся молчала. Рубинчик закинул ногу на ногу.
– Конечно, имеет, – поторопилась Леся, открыто взглянув.
Краска на щеках, блеск глаз, порыв – все говорило о возбуждении. Ладонь Леси, коснулась пальцев Рубинчика.
– Понимаешь, мы на «ты», да? – не дожидаясь ответа, она продолжила. – Это важно. Вот, например, мне хочется, – девушка запнулась, – попробовать, а я не люблю когда она горькая. Ты не заказывай сейчас, хорошо?
– Хорошо, – отозвался радостный Рубинчик. – Что за день, боги, – думал он. – Катер, солнце, отсос. Сама предлагает. Да хрен с ним с пивом. Можно полчаса потерпеть. Низ живота приятно ныл. Хотелось, чтобы успокоили лаской.
– Леська, какими судьбами! – у стола застыла глыба.
Рубинчик даже не услышал, как к столику подошли. Появление парня ожидалось менее всего.
«Шантаж. А у меня только десять штук и то в кабинете. Муж? бой? А может убежать?» – мысли бились и застревали ответами.
– Леська, ты подумай, вот хрен моржовый: я на выставку, выставки нет.
Фактура парня плохо сочеталась со словом «выставка», разве что «коневодства», отчего Рубинчик самодовольно ухмыльнулся.
– Это Ромка, – представила Леся знакомого. – Ромка – художник. Он дома штукатурит.
Рубинчик посмотрел на руки и тело художника Ромки и почувствовал разряженную не в горах атмосферу.
– Воды! Воды-ы! – завопил Ромка пафосно, бросившись к барной стойке. – Только вы…
О чем дальше шла речь, Рубинчик не слышал, они с Лесей ушли. Куда, зачем,