Парижский апофегей козленка. Юрий Поляков
Мой кореш как раз МОСХ курирует. Я попрошу – он не откажет. Тем более что его бабе тоже какой-то режиссеришко звонить повадился… Подведу под статью!
– И подведи! – обезволенный нездоровым напитком, кивал я.
– Нет, не подведу, – качал лохматой головой Сергей Леонидович. – Как я потом людям в глаза смотреть буду? Невинного человека на нары! Я ведь не Ежов какой-нибудь… Я лучше его застрелю, а потом и сам застрелюсь! Я тебе своего табельного «макарова» показывал? Нет? Принесу… Застр-релю гадину!
– Правильно, его застрели, а себя не надо! – умолял я. – Хороших людей и так мало…
– Дай я тебя поцелую!
Я даже познакомил в психотерапевтических целях своего безутешного друга с одной молодой общедоступной поэтессой, однако наутро он заявил, что лучше его беспутной жены все равно никого нет, а эти поэтессы вообще какие-то ненормальные и трахаются даже как-то ямбом. В конце концов он пришел к мысли, что разумнее всего будет застрелить жену и сдаться начальнику своего отдела. С этим Серый от меня и выбрался, а через два дня позвонил и сообщил о полном примирении с женой, она попросила прощения и объяснила свое поведение тем, что он вечно пропадал на службе и совсем ее забросил. Так сказать, невольный протест любящей женщины в неадекватной обстоятельствам форме. А безутешному авангардисту, чтобы только отвязаться, он с помощью своего кореша организовал двухгодичную стажировку в Римской академии художеств. Тот там и осел.
После того случая Сергей Леонидович стал уделять семье больше внимания, утихомирив свою неадекватную супругу двойней. Мы с ним почти не встречались и не вели разговоров об антигосударственных настроениях в среде творческой интеллигенции. Правда, несколько раз он вызывал меня на явочную квартиру – в номер гостиницы «Украина» – и просил до получки то четвертак, то полтинник: с рождением двойни расходы резко возросли, а я как раз напал на золотую жилу – пионерские приветствия, без которых, если помните, в ту пору не обходилось ни одно стоящее общественное мероприятие. Принимая у меня деньги, он каждый раз хватался за голову и говорил: «Куда катимся! Майор КГБ у писателя деньги до получки сшибает. А если завтра, бляхопрядильный комбинат, я у ЦРУ взаймы попрошу? Плохо это кончится, ох плохо!»
Вот почему, говоря с ним по телефону в холле ЦДЛ, я был почти уверен, что вызывает он меня в основном, чтобы призанять очередной четвертак…
В гостиницу «Украина» меня после долгих препирательств со швейцаром все-таки пропустили. Я постучал в дверь номера.
– Заходи! – донеслось из глубин.
Сергей Леонидович лежал на диване и, прихлебывая пиво, смотрел по телевизору футбол.
– Прибыл по вашему приказанию! – отрапортовал я и отдал честь.
– К пустой голове руку не прикладывают. Садись! Бери стакан. Пиво свежее. Чешское.
Я сел. Он встал, убавил звук:
– Ну, что новенького?
– Да так все как-то…
– А что там у тебя за гений появился?
– Витек?
– Витек.
– Хороший