Сказки перед Рождеством. Надёжа Леонов
родной, – матушка кинулась на меня и горячо целовала в обе щеки. Младшая сестра со всех ног неслась ко мне и обняла где-то сбоку. Длиннорукая и с острыми коленками, в свои четырнадцать она вытянулась и стала похожа на тоненькую жердочку.
– Как добрался? Ставь сумку. Голодный? Садись, покормим тебя. Отец скоро с работы придёт, – поток бесконечных слов обрушивается на меня словно зерна в молотилке.
– Всё хорошо, – только успеваю сказать я, меня хватает Настя и тянет за руку.
Она проводит меня на кухню мимо моей комнаты. Точнее моей бывшей комнаты. Теперь плакаты рок-звёзд сняли со стен и заменили на девчачьи обои с рисунком. Мой стол передвинули, а офисный стул убрали.
Когда я учился в другом городе, то жил в общежитии при университете. На каникулах я говорил друзьям, что еду домой. И я приезжал домой.
А теперь я снимаю квартиру и вроде как называю её своим домом. Но в глубине души настоящим домом я считаю именно этот родной уголок: где я рос. Где знаю начало отопительного сезона и где мне известно точно сколько шагов от гостиной до ванной комнаты. Где в кромешной темноте я нащупаю выключатель.
Меня провели на кухню. Рот наполнился слюной: домашние котлеты, нежное пюре, от которого веял манящий пар. А в центре жаром манила пышная шарлотка. Ароматные яблоки смешались с корицей и звали меня накинуться и поглотить всё.
Отчего-то правда я сел за стол неуверенно. Всё время обеда я держался на краю стула, точно хотел вскочить с места. Упорхнуть.
Отец встретил меня по-мужски скупо: похлопал по плечу и коротко кивнул. Но я видел: морщинки вокруг его глаз углубились и проявились отчетливым отпечатком.
Постелила мне мама на диване для гостей. Я вернулся домой к себе или приехал в гости к родителям? Где теперь мой дом, может у меня и дома теперь нет?
Вечером после ужина я выскочил в магазин. Щемилась грустью у меня в груди болезненная рана – я по-прежнему ощущал себя чужестранцем среди родных стен. А может так и есть? Точно в подтверждение моих нерадостных мыслей сумерки разродились проливным дождём. Я бежал по мокрому асфальту, а он сверкал и мерцал отражениями светофоров на перекрестке.
К моему приходу мама с Настей развесили на батарее мои домашние штаны и кофту, чтобы я, промокший до нитки по дороге домой, переоделся в тёплое.
Со стыдом я надел заранее подготовленные вещи. Мама открыла окно, когда дождь прекратился. Ветер подул сырым и свежим воздухом. Все запахи исчезли, остался только этот: землистый и холодный.
Мама налила чай: в мою кружку.
– Спасибо, – поблагодарил я. Её глаза сияли любовью. А я нагрелся теперь и изнутри.
Аве, Цезарь.
Пурпурная драпировка тоги переливалась, когда солнечные лучи играли с ней. Бахромчатые кисточки касались пола и прятали за собой свинцовые грузы, которые оттягивали ткань.
Жером наблюдал за благородной одеждой и думал, как не достоин человек, который натянул ее на себя.
Обрюзгший, с сальными волосами и влажным от жары лицом. Капли