Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу!. Владимир Першанин
сладко ребятам пришлось.
Затем примолкли. Рядами, кучами и поодиночке лежала побитая пехота. Кто помоложе, смотрели оцепенев – страшное, безобразное лицо у смерти.
Лежали скрюченные болью и морозом тела в лужах замерзшей крови. Кто-то с оторванными руками, ногами (поработали мины), кто-то в излохмаченных пулеметными пробоинами шинелях. Страшно глядеть было на тех, кого давили двадцатитонные «панцеры» – месиво костей, мышц, сплющенные тела.
Бобич проводил взглядом лейтенанта с раздавленной в блин головой и каской. Кубари на петлицах разглядел отчетливо. Специально, сволочи, исковеркали лейтенанта, чтобы и лица не осталось. Не заметили, как правее разгоралась перестрелка. Ухали от леса гаубицы, более звонко отдавались выстрелы «трехдюймовок». Неподалеку взорвался снаряд немецкой полевой пушки. Следом еще и еще.
Все пять самоходок шли зигзагами. Одну встряхнуло на каменистом выступе. Не удержавшись, свалился боец. В разные стороны, звеня, покатились винтовка и каска.
– Стой! Человека потеряли.
Захар Чурюмов остановил «сушку». Бойцы торопили красноармейца, который, подняв винтовку, ковылял за каской.
– Быстрее!
– Чего телишься!
– Так ведь боевое имущество…
– Шапку лучше подбери. Вон там, за камнем. Остановка на десяток секунд, хотя до немецких стволов было еще далеко, едва не обернулась бедой. Снаряд ударил вскользь о крупный камень, отрикошетил и взорвался в воздухе.
– Шевелись, мудак! – заревело десантное отделение, и громче всех лейтенант Чурюмов, командир машины.
Бойца втащили на броню. При этом винтовка снова упала вниз, но подбирать ее никто не собирался. Снаряд «семидесятипятки», пробивающий за километр лобовую броню Т-34, смертельно опасный для легкой самоходки, лязгнул о камень в метре от гусениц.
Разнес его в мелкие брызги. Елозя, прошипел раскаленными боками о снег и врезался в сухой куст краснотала, который сразу задымил, пуская мелкие язычки огня.
– Дурак чертов! – воспитывал бойца сержант, влепив затрещину. – Всех мог погубить!
Не отпуская набирающую ход «сушку», взорвались три-четыре мины подряд. С разбросом, не слишком точно, но трехкилограммовые 80-миллиметровки были для самоходок не менее опасны, чем снаряды.
Влетит сверху в открытую рубку – угробит или перекалечит экипаж. А если сдетонирует усиленный боезапас, восемь десятков снарядов, клочков и от десанта не останется.
Справа замер и сползал вниз по склону Т-34. Видимо, повредило ходовую часть. Там тоже сидел десант, который горохом посыпался в разные стороны. Снаряд сорвал гусеницу, и «тридцатьчетверка» встала боком к немецким пушкам.
Механик делал все, что мог. Мотор ревел, снова глох. Из жалюзи валил дым. Командир Т-34, развернув башню, посылал снаряд за снарядом с отчаянием обреченного человека. Он не мог покинуть машину с исправным оружием, хотя знал, что жить ему осталось считаные минуты.
За спиной Павла скрипел зубами и бормотал невнятное Вася