Русские задачи. Очерки и статьи 2009–2020 годов. Елена Владимировна Семёнова
И именно поэтому вновь и вновь растрачиваются драгоценные народные силы в вынужденных сражениях с помраченными големами, выставленными живым щитом для отвлечения внимания от своих хозяев и назначенными единственными «врагами».
В силу большого недостатка исторической памяти и частого отсутствия других знаний все смешалось и перепуталось теперь, и потому, чтобы все-таки выбраться на верную дорогу, нам нужно, отрешившись от всевозможных химер, определиться с главным направлением, главным вопросом, который каждый должен задать себе. А вопрос-то, по сути один, каппелевский: не то, какого ты окраса, но русский ли ты?
Этот вопрос в ключевые моменты истории нашей задавали себе многие русские люди. Приведем лишь две судьбы из дней минувших и наших.
«Важно то, что мы не только живыми оказались, но и в человеческий строй вступили, что мы опять превратились в бойцов, а русскими людьми мы оставались и в лагерях...» – такими словами оканчивал свой рассказ «Дорога в отчий дом» писатель-фронтовик Константин Воробьев.
Судьба его, детально отраженная в написанных им повестях и рассказах, одновременно потрясает, заставляет распрямляться гордо от сознания величия духа русского человека и совеститься за то, как пасуем мы подчас перед самыми пустяковыми испытаниями.
Двадцатидвухлетний курсант, деревенский парень, переживший и голод, и холод, и черные дни коллективизации, он попал на фронт в самом начале войны и уже в декабре 41-го оказался в плену. Далее страшный список лагерей смерти: Клинский, Ржевский, Смоленский, Саласпилский, 9-й Каунасский форт, Паневежисская и Шяуляйская тюрьмы… Три побега, два из которых окончились неудачей, а третий увенчался успехом. Командование партизанским отрядом на территории Прибалтики…
Все время заключения Воробьев искал возможности бежать. Откуда бралась эта невероятная сила в без преувеличения адских условиях фашистских лагерей? А сила была – в кровной и духовной памяти, неугасимой любви к своей Родине и народу. И показателен диалог между автобиографическим героем Воробьева и пленным же врачом, выхаживавшим его после тифа:
«– Владимир Иванович, вы согласны с тем, что в представлении нашем, ровесников революции, честность, порядочность и… доброта, скажем, неизменно ассоциируются с понятием о любви к Родине, к русским людям?..
Доктор, насторожившись, внимательно слушал, наклонясь к Сергею.
– И, – продолжал Сергей, – я поэтому предполагаю в вас наличие такой же полноты второго достоинства, как и первого.
– Следовательно?
– Я люблю мою Родину!
– И?
– Вы ведь немного старше меня!..
– Вставайте. Учитесь ходить, да. Баланды сумеем достать. Приходите в амбулаторию. Там наши. Познакомитесь. Решим, да…»
В произведениях Константина Дмитриевича нет пафосной и демонстративной любви к Отечеству. И ни малейшей – к власти, к партии. Нет никаких