Баба Яга в тылу врага. Ольга Боочи
ворчание. Улыбающаяся до ушей медсестра смутно кого-то напоминала – рисунок, видимо, был портретом с натуры. А белый платок с крестом не оставлял сомнений в профессии изображаемой.
К тому времени, как в двенадцать лет Лиля бросила воскресную школу и перестала ходить на службы, почти все её новые подружки уже собирались в будущем стать сёстрами милосердия. Кто бы мог подумать, что и она всё-таки окажется среди них.
За старшей хлопнула дверь, и Лиля, отложив журнал, снова закрыла глаза.
К концу тихого часа таблетки наконец подействовали, и головная боль отпустила. Улыбаясь Лиля вошла в бокс и остановилась на пороге.
– Все болеют, Лиль, – заметив её, сказала нянечка. – Даже и не знаю, кого ты возьмешь.
Лиля уперла руки в боки и обвела глазами бокс.
– Соколова тогда опять? – вздохнула она.
– Бери, – отозвалась нянька.
– Ваня? – громко сказала Лиля, выходя в центр бокса, как на сцену.
Ванька Соколов поднял голову в своем манеже и замер.
– Кажется, сегодня твой день! – со вздохом объявила она.
Одевать Ваньку, охваченного бурной радостью, было делом не простым, но привычным. У каждой из сестёр были здесь свои любимчики. Ванька Соколов не был ничьим любимцем. Он всё рвал, и был уже слишком большой, через год его должны были перевести во взрослый интернат.
Но Лиле он нравился. Наверное, тем, что никогда не плакал. Он был стойким парнем.
Лиля выкатила коляску с Ванькой на крыльцо и стянула с головы косынку. Другие боксы еще не вышли на прогулку, и притворяться было не перед кем.
Дождь прекратился, деревья в оттаявшем парке чернели мокрыми стволами. Было пасмурно и тихо. Медленно приближались сумерки.
Совсем скоро, в пять часов, во всех храмах должны были начать читать Двенадцать Евангелий. Был Страстной Четверг и все в этот вечер должны были быть на службе. За работу в такой день Света её и благодарила.
Лиля сделала круг по территории и съехала на оттаявшую дорожку в парк.
Глухо скрипели, качаясь на ветру, старые березы.
– Что, Соколов, не боишься? – усмехнулась она, наклоняясь к Ваньке. – Может, с ветерком?
Ванька заёрзал в коляске, услышав её голос и наконец, сумев развернуться, довольно хмыкнул.
– Я так и думала, что ты не против, – посмеялась Лиля.
Коляска подпрыгивала на ухабах и тряслась, комья грязи летели из-под колес, но Ванька только повизгивал от восторга. Что ни говори, а он был хороший товарищ. Наконец Лиля запыхалась, сбавила скорость и пошла шагом, улыбаясь и вдыхая пахнущий землёй весенний воздух. Она не спешила вернуться в бокс. Кажется, и Соколов не спешил туда вернуться. В этом они всегда были солидарны. И лишь когда совсем стемнело, и во всех корпусах зажглись огни, Лиля направила коляску к пандусу.
– Ну и грязные же мы с тобой, – пробормотала она. – Сейчас кому-то влетит, если как следует не отмоемся.
Лиля завезла коляску в ванную и открыла воду. Ванька в своём манеже, в боксе, наверняка уже с нетерпением ждал тележку с ужином.