Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала…». Сергей Шкенёв
растащившим на дрова все поваленные деревья и не оставившим ни одного естественного препятствия, и себе, причем в первую очередь. Ну надо же было так бездарно навести преследователей на расположение батальона! Вдруг кто-то из них останется в живых, и тогда вся секретность убежища полетит псу под хвост! А ведь рассчитывали просидеть здесь до самых холодов, беспокоя дальними рейдами неприятельские тылы и парализуя снабжение наполеоновской армии. И что теперь, искать новое? А на чем перевозить заготовленные на полгода съестные припасы?
Да, провиант у батальона имелся свой, потому что приказ недвусмысленно запрещал любые контакты с местным населением. Тут в любого ткни и наверняка попадешь в отъявленного ненавистника. Крестьяне, разумеется, более лояльны, но страшно дремучи и невежественны. Скажет пан сыпануть отравы в муку или молоко – сыпанут не задумываясь. Потому как рабство настолько въелось в души, что и помыслить не смогут о противоречии. И любить станут беззаветно и преданно, ежели на то будет господское указание. Но это так, самый сказочный вариант – гордые шляхтичи заочно влюблены в Наполеона и с нетерпением ждут удобного момента для утраты девичьей невинности. Такой вот странный здесь народ живет.
Капитан остановился, чтобы чиркнуть фосфорной спичкой и поджечь идущий к зарядам огнепроводный шнур. Преследователи как раз должны оказаться в нужное время под развешанными на деревьях «перделками». Сим неприличным словом обзывались выдолбленные обрезки бревен, забитые порохом и мелким щебнем, на который пошли щедро разбросанные самой природой огромные валуны. Некоторые из красногвардейцев ворчали, разбивая кувалдами неподатливых гранитных великанов, но прошедшие огни и воды ветераны добрым словом и крепким подзатыльником смогли разъяснить молодежи нужность данной работы. Тем более командир и начальник штаба, начинавшие еще в «ТОМ САМОМ» батальоне, не погнушались подать личный пример.
Так, огонек с едва слышным шипением побежал вверх, и осталось ровно две минуты на ретираду. Тут же не суворовские чудо-богатыри собрались, так что сей маневр не является чем-то предосудительным. Даже наоборот, занятия по правильному отступлению занимали почти половину отпущенного на обучение времени. Император Павел Петрович однажды хорошо выразился, назвав эти действия активной обороной.
«Куда уж активнее! – Федор пригнулся от прозвучавших почти одновременно выстрелов «перделок» и размазал по лицу перемешанную с горячим потом грязь. – Еще немного, и мне можно присваивать почетную приставку к фамилии. Толстой Гончий Лось – предводитель гуронов! Каково, а?»
За спиной глухо стукнуло, и мгновение спустя громкие французские ругательства оказались заглушены тонким, вкручивающимся в мозг криком на одной ноте. Такое бывает, когда человек вдруг обнаруживает в кишках заостренную деревяшку. И не сразу умирает от боли.
– Pardonnez moi camarades, millions fois pardon! [2]– Федор прошел по узкой перемычке между двумя
Извините, друзья, миллион извинений! (