Слабое утешение. Эдвин Хилл
с надписью «Уютный уголок». Пирс уже дышал на ладан, на него было страшно ступать, однако Сэм все равно разбежался и сиганул с него в прозрачную воду. Он позвал остальных следовать за ним и поплыл к бухте.
Лайла зажала нос пальцами и прыгнула в воду «солдатиком». Вынырнув, поплыла на спине, а Гейб смотрел на ее грудь, на обозначившиеся под заношенной тканью футболки соски размером с монетку пятьдесят центов. У Лайлы грудь была на пять баллов.
Все, чего хотелось Гейбу, это просто лечь на прогретые солнцем доски, потягивать пиво и смотреть. Сквозь кроны берез пробивались лучики солнца, а Лайла плыла, напевая «Солнце в кармане»[8]. В бухте Сэм нырнул глубоко и, точно баклан, вынырнул в нескольких ярдах в стороне. Гейб коснулся поверхности воды. По кругам, которые разошлись от его руки, скользили водяные клопы. В камушек на дне тыкалась мордой круглая рыбка.
Лайла встала в воде перед Гейбом. Она расплела косу, и волосы расплывались вокруг нее рыжеватым пятном. Она была прекрасна. Гейб передал ей баночку ледяного Coors Light. Лайла спросила, о чем он думает, а он в ответ помотал головой. Думал он, конечно, о том, как ее ноги обвиваются вокруг его бедер, как он утыкается лицом в ее грудь, о том, как пахнет озеро. Он представлял, как затрахает Лайлу до потери пульса.
Финальный взвизг, и Элли-Кэт перестала прыгать на нем.
– Кончил? – спросила она.
Гейб кончил. Стянул презервативы и поискал, куда бы их выбросить.
Элли-Кэт указала в коридор, где была ванная. Вид у нее отчего-то сделался кислый. Да и трещать она перестала.
– А где соседи твои? – поинтересовался Гейб.
– Мы все врачи, – сказала она, так и не ответив на вопрос.
Она надела оксфордскую рубашку и трусы-боксеры, а стоило Гейбу тронуть ее руку, как она вздрогнула. Он чуть было не коснулся ее шеи. В какой-то момент жизни он перестал замечать симптомы: испарину, покалывание на коже, пустоту в животе, – помогавшие отличать хорошее и плохое, предупреждавшие, что он близок к тому, чтобы перейти грань, что логика и рассудок вот-вот оставят его. Гейб прямо здесь и сейчас сломает Элли-Кэт шею, и никто, кроме разве что ее предков, таких же, наверное, чопорных и белокурых, как она, не поймет, в чем дело. Уж они-то знают, что их доченька – прожженная шлюха. Полиция тоже догадается обо всем, отследят ее последний звонок – на его номер, и тогда Гейб с Сэмом пустятся в бега. Нет, напомнил себе Гейб, пора идти.
– Мне пора, – сказал он.
– Думаешь?
Ему пора.
Но…
Он не хотел уходить.
– Я тебя люблю, – сказал Гейб.
Элли-Кэт удивилась. Гейб и сам слегка удивился, хотя прямо сейчас хотел просто забрать ее отсюда, из этого дома, от соседей. Им обоим пора избавиться от соседей. Элли-Кэт засмеялась, наполовину пораженно, наполовину… в восхищении, что ли? Он запустил руку ей в волосы и навис над ней, прижав ее ноги к матрасу. Грудью ощутил, как колотится ее сердце. Ему стало тепло. Элли-Кэт принялась извиваться, а он не сразу вспомнил, что она не целуется.
– У
«Pocketful of Sunshine», композиция британской поп-певицы Наташи Бедингфилд.