Гераклейские сказки. Часть 1. Алексей Пейдус

      А потом мы – в последний раз!

      Постоим с тобой на краю

      И увидим как лунный топаз

      Топит в море нашу мечту…

      /Кузьма, 08.06.1990, 23:30, Белое Полнолуние/

      Пролог

      « …Гераклейский полуостров – это каменистое плоскогорье, полого спускающееся с с высот Сапун-горы к Чёрному морю. Он представляет собой изрезанный балками треугольный участок крымской земли, ограниченный Севастопольской бухтой и впадающей в нее Черной речкой с одной стороны, и Балаклавской долиной и Балаклавской бухтой, с другой. Имея площадь всего в сотню квадратных километров, Гераклейский полуостров всегда занимал значительное место в истории и экономике древних народов. Гераклейским стали называть его выходцы из Гераклеи Понтийской, основавшие Херсонес Таврический.

      Многие исследователи задаются вопросом, чем же привлекала греков-переселенцев в древности эта иссушенная ветрами и солнцем малоплодородная земля? Ведь в Крыму много мест, гораздо больше приспособленных для организации сельскохозяйственных округов, так называемых хор, на которых возводились укрепления, усадьбы, выделялись наделы, устраивались сады и виноградники. Ответ очевиден: Гераклейский полуостров и особенно его юго-восточная часть – это место силы, о чем было известно не только грекам, но и населявшим Крым в догреческие времена таврам, и более древним народам…»

      / Из неопубликованной рукописи Е.С. Осинова «Крым. Места силы»/

      1. Он

      … Это был обычный майский солнечный день, из тех дней, что наконец-то прерывают затянувшуюся череду одинаково ветреных гераклейских будней и разливают в воздухе пьянящий аромат акаций, пробуждающий острое чувство приближающейся июньской неги и чего-то еще – неизведанного, манящего…

      В чуть приоткрытые панорамные окна Южной лекционной аудитории накатывали жаркие волны мечтаний о летнем пляжном ничегонеделанье, об обжигающем дыхании раскаленного полднем золотого песка, ласкаемого и остужаемого белой пенкой веселого черноморского прибоя, о стройноногих девушках в изумительно смелых купальниках, грациозно плещущихся у берега…

      Мой взгляд, не фиксируясь на начертанных мелом формулах, символах и схемах, сам собой соскальзывал с аудиторной доски, покрытой кривоватыми письменами Нафани, в сторону сияющих ослепительным ультрамарином стекольных провалов, уносился в переливающуюся перламутром морскую даль, пытался зацепиться за такую контрастную, и такую неуловимую линию горизонта.

      Над горизонтом прозрачной розоватой пеленой собирались в нежные кучерявые соцветья облака, напитанные соленой морской влагой. Небо было удивительно глубоким, бесконечно высоким. В его синеве можно было раствориться, утонуть, пропасть…

      Я чувствовал, что мое сознание постепенно обволакивается чем-то сладостным, тягучим и томным, мысли начинают течь все медленнее, монотонный голос преподавателя удаляется все дальше, становится тише, неразличимее…

      И вдруг…

      Нет-нет! Все было не так.

      Это не был обычный майский день. Это был один из тех дней, что вдруг взрывают затянувшуюся весеннюю череду одинаково ветреных и колючих гераклейских будней и разливаются в ставшем вдруг парным воздухе пьянящим ароматом акаций, который оглушает неожиданно возникшим ощущением близости июньской неги и чего-то еще – неизведанного, желанного и немного опасного…

      Грянуло с утра ослепительное солнышко, по-летнему пахнуло жарой и праздником, отбило все желание зубрить лекции и готовиться к экзаменам. Потому что весна, потому что скоро прогреется море, потому что девчонки сменили серые и скромные зимние одежды на вызывающие короткие юбки, потому что… Да потому что такой сегодня день!

      …День выдался необычным с самого утра.

      Выходя из подъезда, я столкнулся нос к носу с тетей Шурой – противной и злобной соседкой с третьего этажа. В любом доме, да, пожалуй, и в любом подъезде есть такая тетя Шура – одинокая, вредная и злоязыкая кошатница (или наоборот, кошконенавистница – среднего не дано), которую хлебом не корми (или что там едят старые ведьмы), но дай каких-нибудь мерзостей на соседей наговорить, да гадостей дворовым детям нажелать.

      Ну, так вот. Сталкиваюсь я в подъезде, как уже сказал, нос к носу с тетей Шурой, и только собрался мысленно ощетиниться, как та, прижав к плоской груди непонятно на какой помойке подобранного взъерошенного котенка с безумными дикими