Недоступный. Лина Мур
от своей груди и, тяжело дыша, откидывается на сиденье.
– Я прав. Я всегда прав и запрещаю тебе приближаться к моему брату и соблазнять его, поняла?
– Я не соблазняла Эдди. Он предложил поужинать вместе и заодно извиниться за твоё отвратительное поведение, наглец. Он прекрасный парень. Жаль, что ты ни капли на него не похож!
– Я рад тому, что мы не похожи, иначе бы всё состояние нашей семьи перешло к такой, как ты, сердцеедке!
– Так печально, что я не могу сожрать твоё сердце прямо сейчас и выплюнуть в твою отвратительную физиономию!
– Вчера у меня были восхитительные глаза! А сегодня уже отвратительная физиономия?
– Не переворачивай мои слова так, как тебе выгодно, Кент! У тебя всегда была самая отвратительная и морщинистая физиономия! Ты похож на сморщенное яблоко!
– Сказала та, у кого фальшивые буфера!
– Козёл! – визжит Дженна, замахиваясь на меня, но я перехватываю её запястье, придавливая всем своим весом к сиденью.
– Даже не думай об этом, птица. Я тебе крылья пообломаю, – рычу.
Она так быстро дышит, что кажется, сейчас потеряет сознание от переизбытка адреналина.
– Ты только и умеешь ломать. Ты ломаешь себя. Ломаешь Эдди. Ломаешь всё вокруг. Научись для начала строить, а потом ломать. И у меня не фальшивые буфера. Они нормальные, – тихо говорит она.
– Я научился строить уже давно, так что имею право теперь и ломать всё. У тебя в бюстгальтере полно поролона, и ты обманываешь всех мужчин, позволяя думать, что там что-то есть. – Я знаю, что это почему-то задевает её. Но я достаточно видел… ладно, не так уж и много женской груди, но никогда не мял столько поролона на них.
– А вы только и смотрите, что на женскую грудь, забывая, что у нас есть мозги, и мы умеем думать.
– И где же твои мозги? Вероятно, они именно в поролоне, – подначиваю её. Её глаза сверкают от гнева и обиды. Она копит силы, чтобы продолжить драться со мной дальше. И это мне чертовски нравится. Столько эмоций я в жизни не переживал, как сейчас. У меня словно огонь полыхает внутри. Обжигающий и сносящий всё на своём пути.
– У меня хотя бы там, у тебя их, вообще, нет, – парирует она. – Ты делаешь мне больно. Отпусти мою руку.
– Нет. Начнёшь драться.
– Не начну. Отпусти мою руку, Кент. Она уже затекла, и мне больно. И слезь с меня. Мне некомфортно, когда ко мне применяют силу. Чувствую себя жертвой. Я подам на тебя в суд. Я засужу тебя, понял? Да-да, все газеты будут пестреть заголовками о том, какой ты извращенец и насильник, – шипит она, дёргаясь всем телом, и на её рубашке расстёгивается пара пуговиц, открывая взору холмики груди.
– Ты ещё не знаешь, какой я извращенец и насильник. Но раз уж ты хочешь быть жертвой, то пожалуйста. Я тебе это устрою.
Глаза Дженны распахиваются шире, и в них плещется страх. Я даже чувствую, как её пульс ускоряется, а кожа под моими пальцами холодеет.
– Воробушек, ты же понимаешь, что я говорю это