Принцесса Фиалка. Нина Юшкова
ллектуальной издательской системе Ridero
Колдун
Зимой, в одном большом городе S, в самом его центре, по кривеньким, узеньким переулкам с разбитыми мостовыми и начавшими уже разрушаться старинными зданиями, тяжёлыми серыми нерассветными днями, маленький скрюченный человечишка брёл, тяжело сгибаясь под своими истрёпанными котомками. Сапожонки его быстро промокали в снежной грязной каше и в коричневых лужах, ибо в том городе было принято лить на снег едкое вещество, заставляющее его таять и съедавшее обувь бедняков. Старый человечек этот, если бы кто заинтересовался посмотреть на него повнимательней, производил жуткое впечатление. Нос его нависал над губой расширяющейся к концу шишкой, плоской сверху и толстой с боков, один глаз полностью был затянут бельмом, а другой уже тоже начал затягиваться. Одинокий жёлтый иссохший клык торчал у него из впалого рта. Землистого цвета лицо было неровно покрыто седыми волосами, которые и бородёнкой-то не назовёшь: они росли отдельными редкими длинными волосинами на щеках, подбородке и даже на лбу, смешиваясь с сизыми комковатыми бровями. Руки же вовсе были непотребны: почти чёрные, покрытые растрескавшейся коркой, с ржавыми, бугристыми, как бородавки, когтями. Старикашка подходил к бочкам, куда хозяйки сваливали отходы, и вынимал оттуда то жестяночку, то стекляночку, то тряпьё, и складывал в свои котомки. Обойдя известный ему участок, он спускался под землю. Длинными подземными ходами добирался он до края города S, где располагались лабиринты бесчисленных старых складов, дымили заводики, где вдруг открывались жёлтые истоптанные пятачки, на которых бойко шла торговля всякой всячиной. Привычно нырял носатый старик в один из лазов в полуразрушенной кирпичной стене и петлял по извилистым тропкам, выводившим его к будке старьёвщика. Здесь он сгружал свой нехитрый товар, получал от громилы-приёмщика копеечку и брёл обратно.
Жил старикашка в подвале огромного дома, и зарешёченные окна его каморки высовывались только верхним краешком над булыжниками тротуара. Если бы ему вздумалось посмотреть в окно (а ему это в голову не приходило последние лет двадцать), он увидел бы только мелькающие ноги, а то и вовсе ничего, кроме серой стены дома напротив.
Порой, закутавший в чёрный плащ с капюшоном, стоял он на паперти, старательно укрыв своё лицо, но подавали ему плохо, да и бабки прогоняли его своими клюками, не хотели делиться.
Ночами ему не спалось. Всё тот же чёрный плащ делал его почти незаметным, и он ковылял, зорко высматривая одиноких прохожих своим полуглазом. Однажды в мороз, такой, что даже снег не таял в городе S, набрёл старикашка на юношу, лежащего в глубоком сне прямо на крыльце какой-то лавки. Юноша был истощён, тонкокост, и старикашке хватило сил утянуть его в своё жилище. Там он долго стоял, склонившись над лицом юноши, трогал ему веки и губы своими мерзкими руками, внимательно рассматривал его руки и ощупывал тело. Он затащил юношу на свою кровать, а сам стал готовить какой-то вонючий отвар из корешков и травок, извлечённых из узелочков, хранящихся на полках по стенам комнаты. Заметив, что юноша стал просыпаться, стонать и шевелиться, старик привязал его верёвками к своей постели. Долго не мог очнуться юноша, выйти из забытья. Бормотал что-то, вскрикивал, рвался, но верёвки держали его крепко. Наконец, он совсем проснулся и понял, что связан и лежит где-то в незнакомой комнате. Он стал звать на помощь свою мать и братьев, пытался выкрутиться из верёвок, но был слаб и в изнеможении упал на подушку. Тогда старик предстал перед ним и сказал: «Ты поживёшь у меня некоторое время». Юноша ужаснулся его виду, но пересилил ужас и спросил: «Кто ты? И зачем ты похитил меня?» Ничего не ответил старик и отвернулся к плитке, на которой его варево уже остывало. В неистовстве закричал тогда юноша: «Колдун! Мерзкий колдун! Будь ты проклят! Тебя всё равно найдут, тебе несдобровать, коли ты меня не отпустишь!» Он ругал колдуна, поносил его последними словами, а потом начал молиться. Но и молитва не брала колдуна. Он, коварно усмехаясь, помешивал в кастрюльке. Юноша обессилел и потерял сознание. А колдун сел около постели и взял его за руку. Долго ли, коротко ли пробыл без сознания юноша, однако он очнулся и попросил пить. Колдун налил большую кружку своего отвара и поднёс к губам юноши, который начал жадно глотать. Но не сделал он и трёх глотков, как сотрясло его, и вода пошла обратно, а старик с готовностью поддержал ему голову и подставил миску. «Ты отравил меня! Я умираю! – вскричал юноша, – проклятый, проклятый колдун!» Но он не умер и через некоторое время заговорил: «Проклятый колдун, ты не убил меня сразу, неужели ты хочешь мне лютой смерти? Ты хочешь, чтобы я погиб от жажды? Я хочу пить. Пить!» Ничего не сказал колдун, только молча сидел в углу и таращился своими бельмами. И взмолился юноша: «Дай мне попить хотя бы той горькой отравы, что давал мне в первый раз. Пусть умру от неё, но хотя бы напьюсь перед смертью». И колдун снова поднёс ему к губам большую кружку, и юноша пил, морщась от горечи и отвращения, и выпил до дна. И видит юноша: колдун стал расти, возвышаться над ним, громаден он, и разомкнулись над ним своды, а он ещё растёт и ещё, и вот уже и не колдун это, а сам город над ним громоздится, застилая свет, купола церквей слились в один огромный купол-голову с глазницами колоколен