Моя юдоль. Мой удел смерть, ибо жизнь – это лишь начало и конец, с невыносимой для меня серединой…. Кирилл Ржевский
опять ответ уходит, даже не попрощавшись. А напряжение становилось всё сильнее и сильнее; цепи ужаса сковывали её, а ядовитый страх впрыснул свой яд и парализовал. Ну сколько это будет продолжаться, сколько, сколько, сколько? Это доносилось откуда-то издалека, но звучало так отчётливо, будто было совсем рядом, внутри. Ну пощадите же меня, говорила она своим демонам. Бесполезна эта мольба, демоны беспощадны, на то они и демоны.
Да, так их называл её отец, недуги это демоны, преследующие человека всю жизнь, они растут и плодятся день за днём. Болезни, страхи, боль, разочарования… Всё это демоны, они приходят к нам лет в десять, может больше. Так видел жизнь её отец, он был пастором в церкви, в городе который был домом её детства. Ничего он не хотел признавать, видел только демонов, а не лучше ли было принять за данность факт, что существует дух, всеобъемлющий дух и физическое тело. Проблемы у этих двух братьев хоть и связанны между собой узами родства от рождения, но всё же они совершенно разные. Но нет, демоны, демоны, демоны, это всё демоны и ничего кроме них. Непробиваемый был сухарь.
Демоны это были или нет, в сущности и не важно, по крайней мере теперь, когда отца рядом нет. Демоны или что-то в этом роде, нечто не поддающееся разумному объяснению, уничтожило его много лет назад. Ах папа, мой любимый папа, он всегда всё понимает… Понимал. Теперь же, понять её не кому. Неужели болезнь души, сделает с ней тоже самое, что и с её отцом.
Я не знаю худшей напасти чем безумие, говорила она сама себе. Оно убивает человека и делает это так медленно и мучительно, лишая его всякого достоинства и самоуважения, это нечто подавляет его уверенность в собственных силах и отнимает желание жить дальше. Эта тварь постоянно нашёптывает на ушко: «Убей себя, убей, ну убей же»! И так каждый божий день. Убить человека – её главная цель. Болезнь или что бы это ни было, желает ей смерти и она не успокоится, пока её не станет.
Мне страшно за детей, взвыла она, словно голодная медведица. Откуда взялся этот страх непонятно, наверняка пришёл из темноты, как и все страхи. Но ей было страшно за детей, особенно за Уильяма, он был её любимцем и отрадой, да и сейчас остаётся таковым, это годы изменить не смогли и она радовалась, ибо время всё же не такое всесильное и над Уильямом оно не властно.
Замечательно когда время меняет тело, но не душу. Как он там, мой малыш, мой хрустальный мальчик, такой робкий и хрупкий. Толкнёшь одним пальцем и он сразу упадёт в пропасть, не устоит на краю обрыва. И вот очередной поток слёз побежал с казалось уже сухих, как пустыня глаз. Но откуда там взяться слезам? Хватит Эллен, не мучай себя, пощади себя, говорило ей её внутреннее я, но она не слушала, печаль была сильнее. Да и она над ней не властна, вот пришла печаль, велит грустить и ты будешь грустить.
Не в силах больше сдерживать весь этот поток лавы, льющийся из вулкана её искалеченной души, который сжигал и убивал; она хватала каждую баночку, брала из неё одну, две